Ёзден адет: этический кодекс карачаево-балкарского народа VIII.Джамагъат - общество

Особую прослойку составляли в традиционном карачаево-балкарском обществе представители духовенства (молла, эфенди), исполнявшие также и обязанности учителей. Трудно сказать, каков был социальный состав священников до реформы 1866 года, но позже среди них были выходцы из всех сословий. Статус священнослужителя высок и сейчас, несмотря на тяжкий период государственного атеизма, когда репрессировали многих выдающихся представителей духовенства, а те, кому пришлось нести их обязанности, редко соответствовали предъявляемым к ним требованиям, не зная арабского и не имея богословской подготовки. Ислам был принят карачаево-балкарцами относительно поздно, не ранее конца XVIII века, причем без насилия, но быстро и прочно укоренился в народном сознании. Почва для него была давно уже подготовлена древней прамонотеистической религией (тенгрианством) и христианством, рано принятым тюрками-аланами из Византии. (Исследователи, считающие, что ислам является только тонкой поверхностной пленкой над сохранившимися языческими верованиями, путают хорошую сохранность мифологии с приверженностью язычеству. Но это совершенно разные вещи.)

Одежда духовенства, судя по фотографиям конца XIX века, продолжала оставаться такой же, как и у всех других, - чекмень, газыри, папаха, пояс с подвешенным на нем кинжалом, рубаха с высоким воротом. Отличительным признаком был только сарых - намотанная на папаху полоса белой или зеленой ткани.

Как мы уже говорили, вера входит в число даров Бога, поэтому ей научиться нельзя, она или есть или ее нет. Это убеждение настолько сильно сидит в народном сознании и настолько в характере типичного карачаево-балкарца, что не позволяет ему превратиться в фанатика, стремящегося навязать свои взгляды другому, как он и не думает, что можно научиться таланту или перенять его. В таких случаях обычно говорят: Аллах бермегеннге не этериксе? - «Что поделать с тем, чего Бог не дал?» Поэтому, если карачаево-балкарец верует, то спокойно и твердо, а если не верует, то так же спокойно, не впадая в «воинствующий атеизм». Но немало и стоящих посередине, не знающих даже, веруют они или нет (но мало кто из них в этом признается).

Мулла пользовался в обществе почетом и уважением, его слово было веским, если он вел себя как подобает священнослужителю, имел высокую мораль и знания. В противном случае к нему относились равнодушно, не ценили и не уважали, и даже открыто насмехались - ведь он же самозванец, его вера - только притворство. Но это не означало, что в аморализме муллы винили религию, от имени которой он выступал. Он не пророк, он только один из массы, и следовать нужно не тому, что он делает, а тому, что он говорит. Он отвечает за себя и свои поступки, как и каждый. Если же мулла был не очень знающим, но не нарушал правила морали, его прощали - «способностей у него нет, но ведь свои обязанности исполняет». Не всем дано быть святыми или мудрецами.

Тюрки, как отмечал в одной из своих работ великий ученый Николай Трубецкой, не склонны к сектантству, как и к фанатизму. Это справедливо и в отношении карачаево-балкарцев. Причину возникновений ересей (бусхам, вероятно от буз - «разрушать, нарушать») Кодекс видит в соперничестве мулл: когда их становится слишком много, их человеческое тщеславие, честолюбие, мирское ставят сакральное, божественное на службу себе.

Следует обратить внимание на последнее изречение. Придавая большое значение знанию, ученью, призывая уважать учителей, Кодекс, тем не менее, главным наставником считает саму жизнь, личный опыт. Знание, полученное из уст другого человека, неизбежно искажается. Один и тот же предмет в разных зеркалах отражается по-разному.