ИЗВЕСТИЯ КАРАЧАЕВСКОГО НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ИНСТИТУТА Т.V

ЯЗЫКОЗНАНИЕ

Катчиев А.Х.-А.

ʒyğംyr и. | ʒuğur д. ‘пестрый’, ‘полосатый’, ‘пятнистый’, ‘конопатый’. Здесь, несмотря на очевидные тюркские параллели: кар.-балк. ǯuğur ‘пестрый’, ‘веснушчатый’ (КБРЯ, с. 255), кирг. чаар ‘пёстрый’, татар. чуар ‘пёстрый’, ‘пегий’, ‘рябой’, ‘разноцветный’; в переносном смысле ‘разношёрстный’, ‘пёстрый’ (ТРС), тув. шокар ‘пёстрый’, ‘рябoй’, ‘пятнистый’ (Тув.РС) и др., замечено это не было, и В.И. Абаев вновь отнес данное слово к несуществующим идеофонам (Абаев I, 402), тогда как заимствование из кар.-балк. языка очевидно.

g΄eben и. | gebena д., в ир. ‘саван’, в диг. ‘короткая верхняя одежда из грубого материала’ (Абаев, т. 1, с. 517). Здесь автор, на наш взгляд, ошибочно объединил две, возможно, не связанные между собой лексемы: иронская форма идет из араб. kafan ‘саван’ через тюркское посредство, а дигорская-из кар.-балк. gebenek ‘пальто из войлока’, тур. käpänäk ‘дождевой плащ’, kebänäk ‘кафтан из кошмы’ (там же). Происхождение тюркской формы из kep ‘форма’, ‘модель’, ‘колодка’, ‘образец’ (Абаев, т. 1, с. 519).

ing΄yn и. | ingin д. ‘творог’, ‘масса свернувшегося молока после введения сычужной закваски’. Высказано предположение по поводу возможной местной кавказской этимологии в связи с наличием несколько схожих лексических единиц в мегрельском (ingiri ‘холодная сыворотка’) и хиналугском (eng ‘сыр’) языках (Абаев I, 544-545). Полагаем более обоснованным тюркское происхождение данной лексемы. Кар.-балк. ингирчек [iŋirček] ‘творожная масса’, ‘створоженный осадок (в прокисшем молоке)’ (КБРС, 304), татар. эремчек ‘творог’, ‘творожный’, тув. ээжегей ‘творог (из кислого молока)’ (ТувРС), кирг. иримчик ‘сыр домашнего приготовления (из кипячёного молока)’ (КРС), каз. iрiмшiк ‘творог’, ‘сыр’(КазPC, 655), тел. iрiгäн ‘творог, остающийся на дне котла после выкуривания вина из молока’ (Радлов III, 1461). Полагаем, что тюркские формы явились источником для всех кавказских вариантов данного слова.

kadavar и. ‘скудный’. Автором не обнаружена этимология этимологии данного слова (Абаев I, 566). Возможно, здесь имеет место происхождение из тюркского қыт [qәt] ‘недостаточный’, ‘скудный’, ‘дефицитный’, ‘малочисленный’; ‘нехватка’, ‘недостаток’ (ЭСТЯ VI, 253).

kærz | kærzæ ‘ясень’ Абаев осетинскую форму считает неотделимой от чуваш. kavrəś, karaś ‘ясень’, находит также соответствие в монгольском küjrüs ‘ясень’, и в этой связи делает вывод о заимствовании из старочувашского (булгарского) в староосетинский (аланский) (Абаев, 1, 587-588), не замечая при этом обширных параллелей в других тюркских языках (СИГТЯ, 427), в том числе и кар.-балк. формы kürč / küjrüč / küjrüc ‘ясень’, которая и была, судя по всему, источником для осетинской.

qæppæl д. ‘одежда’ отнесено Абаевым к группе «звукоизобразительных» слов (Абаев, т. 2, с. 292), несмотря на очевидное совпадение с карачаево-балкарской (общетюркской) формой къаптал [qaptal] ‘бешмет’. Следует заметить, что тюркское qaptal получило широкое распространение среди народов Северного Кавказа (кабард. къэптал, чеч., инг. гIовтал и др.) (Студенецкая, приложение: таб. 1). В тюркских языках къаптал имеет исконное происхождение (ЭСТЯ V, 269).

sandæraq д. хороводный танец, исполнялся в старину в некоторых районах Дигории. Автор точно подметил происхождение названия танца от тюрк. sandәraq ‘бред’, ‘бредящий в жару’, отметил также наличие этого танца в прошлом у кабардинцев (Абаев III, 29), но не смог указать источник, откуда этот танец проник к адыгам и осетинам, тогда как известно наличие старинного танца «Сандыракъ» у карачаево-балкарцев (КБРС, 540), у которых он и был заимствован вышеназванными народами вместе с названием.

sont ‘неразумный’, ‘безрассудный’, ‘необдуманный’, ‘сумасбродный’, ‘взбалмошный’; иногда также ‘юный’, ‘молодой’ (‘неразумный’, ‘не достигший зрелого ума’). В статье высказано сомнение в тюркском происхождении слова (от сандыра- ‘бредить’) и сделана попытка поиска индоевропейской этимологии, которая, надо заметить, к большому успеху автора не привела (Абаев III, 136). Следовало бы обратить более пристальное внимание на тюркскую этимологию данного слова, в частности, кар.-балк. форму слова сант [sant] ‘равнодушный’, ‘нечувствительный’; ‘глуповатый’, ‘дурашливый’; ‘рассеянный’, а также санча [sanča] ‘дурашливый’, ‘глуповатый’ и т.п., только в пренебрежительной форме (КБРС, 541), а также татар. форму сантый ‘дурачок’, ‘дуралей’, сантыйлану ‘дуреть’, ‘одуреть’, сантыйлык ‘дурость’, ‘дурачество’ (TPC).

sūryn : syrd и. | sorun : surd д. ‘гнать’, ‘прогонять’, ‘гнаться’, ‘преследовать’. Абаев сближает с «сакским» hasura ‘добыча’, ‘дичь’, тохар. śaru и śerwe ‘охотник’, арм. sour ‘быстрый’, др.-инд. śurudh- ‘добыча’, белудж. sur- ‘двигаться’, ишкаш. sur-:surd ‘красться’, ‘подкрадываться’, бартанг., рушан. sōr-, тадж. soridan ‘выслеживать’ (Абаев III, 171). В связи с отсутствием в индо-иранских языках близких аналогий, Абаевым сделано предположение о контаминации с тюркским sür ‘гнать’, ‘прогонять’ (там же). Однако, безусловно признавая родственный «ностратический» характер индоевропейского и тюркского корня sur, следует, вместе с тем, отметить абсолютную семантическую идентичность исследуемых осетинского и тюркского глаголов, при почти таком же фонетическом сходстве: кар.-балк. (тюрк.) сюр- ‘гнать’, ‘выгонять’; ‘гнаться за кем-либо’, ‘догонять кого-либо’; ‘угонять что’; ‘гоняться за кем-либо’ (КБРС, 592). Подобная близость, полагаем, может свидетельствовать не о контаминации осетинского глагола с тюркским, а о прямом заимствовании тюркской формы в осетинский язык, поскольку никаких заметных признаков иранского корня в исследуемом осетинском глаголе нет, а некоторое созвучие с индоиранскими формами имеет место лишь в связи с общностью происхождения индоевропейского и тюркского корня sur.

sybyrtt и. | sibirtt д. ‘звук’, ‘звук речи’, ‘(короткий) шепот’ сопоставляя с тюркским sәbәr, šәbәr ‘шепот’, ‘шорох’, sәbәrda, šәbәra ‘шептать’, автор делает вывод об их звукоподражательной природе (Абаев III,181-182), с чем, разумеется, нельзя не согласиться. Однако также нельзя не согласиться с тем, что в осетинском языке данная лексема является заимствованием из тюркского языка, поскольку иранских параллелей нет. Близкое фонетическое сходство с кар.-балк. šәbәrt ‘шорох’, ‘шум’ (КБРС, 755), позволяет сделать однозначный вывод о заимствовании осетинской формы из карачаево-балкарского языка.

syntæg и. ‘кровать’ выводя из осетинского (иранского) существительного synt / syntæ ‘носилки’, автор делает вывод о том, что с осетинским syntæg следует сближать кар.-балк. шиндик [šindik] ‘стул’, ‘табуретка’. (Абаев III, 204). Что, однако, необоснованно, поскольку параллели кар.-балк. шиндик обнаруживаются в иных тюркских языках: тув. сандай ‘стул’, ‘приспособление для сидения (общее название)’; борбак сандай ‘табуретка’; узун сандай ‘скамейка’ (ТувРС).

Syrdon и. | Sirdon д. имя одного из популярнейших героев осетинского («нартовского») эпоса. Отличался хитростью, находчивостью и остроумием, но также злоязычием и склонностью ко всяким козням. Абаев производит его имя от syrd | sird ‘зверь’ (Абаев III, 207). Данный герой бытует и в карачаево-балкарском нартском эпосе под именем Шырдан [Šәrdan]. Сталкиваясь с безусловной трудностью этимологии имени этого героя, следует отметить наличие в киргизском языке слова сырдан ‘хитрый’ (КРС), которое можно вывести из кирг. глагола сыртта- ‘уходить в сторону’, ‘сторониться’ (там же). Возможно также применить татарский глагол сырпалану ‘ласкаться’, ‘льститься’ (ТРС). Значение киргизского сырдан ‘хитрый’ полностью совпадает с характеристиками осетинского нартского героя Сырдана / Сирдана.

tæbæğ ‘тарелка’, ‘блюдо’ Абаев считает арабизмом (Абаев III, 243), однако в ряде тюркских языков имеет место значение данного слова кирг. табак ‘лист (бумаги)’, татар. табак ‘лист’, табаклы ‘листовой’; каз., тур., алт., тел., леб., шор., тарач. табақ / табах / табака помимо значений ‘чашка’, ‘блюдо’, ‘миска’ имеет также значение ‘лист’ (КазРС, 431, Радлов III, 961, 962, 963). То есть, значение тюркского слова tabaq не просто шире арабского, оно еще представляет собой то значение, которое было, скорее всего, характерно для этого предмета первоначально, то есть, ‘широкий лист, на который можно класть пищу’, которое впоследствии приобрело смысл ‘чашка’, ‘блюдо’.

tusk’a д. ‘кабан’ Абаевым ошибочно названо скифо-германской изоглоссой в связи с наличием в германских языках слова tusk ‘клык’, tusky ‘клыкастый’ (Абаев III, 320-321)). Ни в одном из известных германских языков ‘кабан’ не носит наименования, связанного со звукорядом tusk. В то же время, в тюркских языках очень распространено слово čučqa / čočqa / čušqa / čočxa для обозначения ‘свиньи’. В отношении возможности замены начальной č на t, следует обратить внимание на изменение начального č на t в фонетически сходном тюркском слове, обозначающем ‘мышь’ в казахском языке-тышқан [tәšqan] (КазРС, 455), тогда как в близком казахскому киргизском языке ‘мышь’ носит название чычкан [čәčqan]. Так же обстоит дело и в татарском языке, где также вместо общетюркской čәčqan употребляется тычкан [tәčqan] (Радлов III, 1336).

tyl и. | tulǽ д. анат. ‘родничок’ (мягкое место на темени новорожденного, где кости черепа еще не срослись). Автор полагает, что осетинская форма относится к дериватам индоевропейской базы *tu- ‘пухнуть’ и приводит близкие соответствия в значениях ‘мясо без костей’ (алб.), ‘мягкая подкладка’, ‘подушка’, ‘мозоль’, ‘вздутие’, ‘шишка’ (греч.). Имеется в единственном числе и иранское соответствие в гурани tilā ‘лоб’. Автор полагает, что кар.-балк. тулу ‘мягкое темя у ребенка’ идет из аланского (под которым имеет в виду древнеосетинский) (Абаев III, 329). С данной точкой зрения невозможно согласиться в связи с наличием широких параллелей в иных тюркских языках: каз. тұлым ‘вихор’, ‘чуб’ (КазРС, 449), а также ‘пучки волос над висками, которые остаются не выбритыми у любимых сыновей богатых людей’ (Радлов III, 1470), тулум / тулуң в казахском, барабинском, алтайском, телеутском, шорском, лебединском, чулымском, сагайском, койбальском и качинском языках и наречиях означает ‘коса (у женщины)’ (там же, 1469), то же самое и в киргизском языке, где тулум (в эпосе) ‘коса (женская и мужская)’ (КРС). Каз. тулумшак ‘маленькие косички, носимые девочками по обеим сторонам лба’ (Радлов III, 1271). В чагатайском tuluğum ‘виски’ (там же, 1469). Имеется также связь и со значением ‘кожаный мешок’. Кар.-балк. тулукъ ‘мешок (из снятой чулком шкуры)’ (КБРС, 651). Тулуп / тулум (тел., алт., кумад., шор., крм., тур., азерб.)-‘мешок без швов из целой выделанной кожи’ (Радлов III, 1469-1470).

tymbyl и. | tumbul д. ‘круглый’, ‘круглая масса чего-либо’ Абаев включает в группу так называемых звукоизобразительных слов (идеофонов), в которых определенный круг значений («круглое», «выпуклое», «вздутое», «выступающее», «торчащее» и т.п.) выражается определенными звуковыми комплексами (Абаев III, с. 330-335). Данная точка зрения мне представляется ошибочной в связи с наличием между языками, в которых фигурируют данные формы, древнего «ностратического» родства, доказанного В.В. Илличем-Свитычем. Наличие в абсолютном большинстве тюркских языков корня топ / том, обозначающего «круглое», «шарообразное» и производных от этого корня слов томалак (каз., чагат.) ‘круглый’, ‘шарообразный’; ‘шар’, ‘мячик’, ‘ком’, ‘клубок’; ‘толстый’, томбала (тур.) ‘шар фокусника’ (Радлов III, 1236, 1241), кирг. томпок ‘выпуклый’ (KPC), татар. тумпаю ‘вздуваться’, ‘вздуться’ (ТРС) и многих других фонетически близких осетинской форме tymbyl / tumbul (а эта близость признана и самим Абаевым со ссылкой на Радлова-см.: (Абаев III, 331)), и отсутствие фонетически близких форм в других иранских языках позволяет сделать вывод о гомогенности осетинской и тюркских форм и заимствовании осетинской формы tymbyl / tumbul из тюркских языков.

xatt ‘раз’ (в значении: «один раз», «несколько раз» и т.п.) Абаевым не этимологизировано однозначно, приведены лишь вероятные источники происхождения данной лексемы. Наиболее обоснованным с его точки зрения является происхождение от глагола xætyn ‘путешествовать’, ‘странствовать’, ‘бродить’ и означает собственно ‘путешествие’, ‘voyage’ (Абаев IV, 144-145). К сожалению, автор недостаточно обоснованно объясняет причину столь существенных семантических расхождений: «раз» и «путешествие». Фактически, здесь можно говорить об однозначном заимствовании из тюркских языков, в которых слово qat, помимо значений ‘слой’, ‘пласт’, ‘складка’, ‘ряд’, ‘ярус’ имеет еще и значение ‘раз’ в целом ряде тюркских языков (кар.-балк., тур., кар.т.г., кумык., тат., баш., чув. и др.) (ЭСТЯ V, 335; КБРС, 399).