ИЗВЕСТИЯ КАРАЧАЕВСКОГО НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ИНСТИТУТА Т.I

ФОЛЬКЛОР

М.Ч. ДЖУРТУБАЕВ
(п.Хасанья)

Всем божествам скифы совершали жертвоприношения одинаковым способом: связывали животному ноги, потом душили веревочной петлей, поворачивая ее палкой, и валили на землю, а задушив, сдирали шкуру, разделывали и варили мясо. Способ странный, но объяснение все же дать можно.

Древние относились к языку не менее, а более внимательно, чем мы, видя в нем дар богов. Понять смысл того или иного слова означало прочесть их волю, постичь их мудрость. Разумеется, это была народная этимология, породившая бесчисленное множество всяких поверий, обрядов и мифов. Этим и объясняется появление скифского обряда, и не только этого. Возможно, он имел весьма древнее происхождение, бытуя с той поры, когда в жертву приносили и диких животных. «Буу», от древнего «бук, бугъ», означает «олень», но и «душить»; «бугъ, бугъа» -бык.

Скифская земля, отмечает Геродот, бедна лесом, поэтому скифы, вложив мясо в котлы, «зажигают кости животных и на них варят мясо; если котла не окажется, то вкладывают мясо в желудки животных, подливают воды и зажигают кости»; «таким образом, бык сам себя варит, а равно и все другие жертвенные животные». Точно такие же способы применяли и иногда применяют и сейчас карачаево-балкарские пастухи.

Описан у Геродота и обряд жертвоприношения богу войны, чьи святилища находились в каждом околотке. Сооружались огромные курганы из связок хвороста, а наверху устраивалась четырехугольная площадка, с водруженным на ней старинным железным мечом. Каждый год привозили множество возов хвороста (по другим переводам Геродота - колючего кустарника), так как от непогоды сооружение оседало. Этому мечу ежегодно приносили в жертву рогатый скот и лошадей, а из числа пленников - каждого сотого мужчину, поливая меч его кровью. У убитых отрубали правые плечи с руками, бросали их в воздух и уходили.

Здесь описан целый комплекс верований, память о которых сохранилась в языке, мифологии и фольклоре карачаево-балкарцев. Из колючего кустарника святилище сооружалось потому, что в карачаево-балкарском языке оно именуется «чууана» (возвышение; отсюда, вероятно, и русское «чваниться», возвышать себя) -из «чугана»; но колючий кустарник - «чыгъана», от более древнего «чугъана». Кроме того, культ Эрирея имел, вероятно, и характер фаллического культа (скифским мечам, например, часто придавали сходство с фаллосом), поскольку «чук», скажем, в кумыкском языке, означает «фаллос»; по сей день у карачаево-балкарцев вместо этого слова как эвфемизм иногда употребляется «къылыч» - меч. Нынешнее слово «чюй» - гвоздь, происходит от «чук» - острие, острый; (отсюда, например, слово «чуукансакъал» - остробородый). Если добавить, что «чек» означает «поминание, поминки», картина станет достаточно ясной.

Почему скифы отрубали правые плечи жертв? Сюжетом основного мифа карачаево-балкарцев является жертвоприношение мифологического существа, «быка ветра» (жел ёгюз), мыслившегося оплодотворителем земли-коровы, поэтому он именовался еще «быком земли». Правая лопаточная кость этого быка, растерзанного при начале времен гигантским орлом, и стала сушей, на которой живут люди. С развитием мифологических воззрений произошло переосмысление. Жертвой, из тела которого был создан мир, стало представляться какое-то божество. Поэтому в карачаево-балкарском языке радуса называется «тейри къылыч» - «небесный меч», или «жанкъылыч» - «меч жизни».

Существует выражение, которое произносят при виде радуги: «Къылыч чыкъды - бий ёлдю» - «Появился меч (радуга) - значит, бог умер» (КБФДЗП, с. 314). Оно было записано в Карачае венгерским ученым В. Прёле. Именно этим мечом, по представления предков, и расчленили тело божества, чтобы сотворить мир. Холм-чууана у скифов символизировал мировую гору, на которой когда-то перво-орел терзал перво-быка. Но теперь на этой горе старинный меч был символом божественного меча, радуги. Пленник же символизировал принесенное в жертву божество, его отрубленное вместе с лопаткой плечо - ту же лопатку быка. Добавим, что лопатка именуется «жауурун, жауорун» - букв, «место души, место жизни», (подразумевалась и земля, суша). Отсюда же древний обычай тюрков, заимствованный многими другими народами, гадать по лопаточной кости жертвенного животного. Отсюда же обычай карачаево-балкарских воинов, после обряда посвящения, наносить на правую лопатку юношей знак креста. Об этом говорит, например, в эпосе о нартах их будущий глава Ёрюзмек. Завидев в ночной тьме горящие вдали костры, он не может сделать попытку объехать их из страх наткнуться на врагов, вспомнив, что у него на правой лопатке крест и он дал клятву не отступать перед опасностью. Знак креста был выбран по тем же народно-этимологическим причинам. Дело в том, что слово «крест» (къач, жор) ложно присутствует в словах «къач» (присяга), «жортуул» (поход), «жора, чора» (воин), «жорукъ» (принцип), «жоралау» (посвящение). Удивительно, что согласно легенде, в роду Меровингов, первой французской королевской династии, настоящим Меровингом считался только ребенок, у которого при рождении под сердцем или на лопатке были родимые пятна в виде креста. Скорее всего, это отголосок тюркского обряда, занесенного во Францию аланами (Джуртубаев, 1991; Джуртубаев, 2004). Итак, смысл обряда заключался в том, что в самом начале года (а именно на новогоднем празднике в честь Голлу-Колаксая, в дни весеннего равноденствия) совершался символический акт, повторялось то, что было в самом начале мира -жертвоприношение быка, пленника, (божества), чья кровь должна дать жизнь всему живому (в мифе после растерзания быка орлом начинается дождь). Весенний обряд жертвоприношения быка (или козленка) соблюдался в Балкарии и Карачае до конца 19-го века.

Поклонение мечу соблюдалось гуннами и аланами. Древние авторы писали, что они поклонялись «мечу Марса». Но с какой стати тюр^си Должны были поклоняться мечу древнеримского бога войны? Здесь еще одно лингвистическое недоразумение. Мы уже несколько раз говорили, что главным тотемом карачаево-балкарцев являлся барс. У алтайских тюрок-шорцев «ала парс» или «ала марс» («пятнистый барс», в отличие от полосатого «жолбарс», тигра) - сказочное существо в образе кошачьего животного, которое изображалось на рукоятке шаманского бубна. У киргизов термин «албарс» означает «булатный меч», по причине того, что на рукоятках таких мечей изображались барсы (Ахметьянов, с. 16). На рукоятке меча нарта Чюелди изображены были барс и лев. Такому мечу и поклонялись гунны и аланы. Древних авторов ввело в заблуждение сходство слов «Марс - барс». (Кстати, неслучайно на гербе г. Алма-Ата изображен барс, как и на гербе Татарстана; это животное было некогда общим тотемом северных тюрков).

Ученые отмечали, что по-видимому, культ Арея не греческого происхождения, и в олимпийской религии занимает второстепенное место; в Троянской войне он участвует на стороне троянцев, а не треков.

Далее Геродот сообщает, что скифы снимали со своих врагов скальпы, очищали и держали у себя в качестве утиральников. Весьма странное употребление. Но в карачаево-балкарском языке плат, платок - «жаулукъ»; но точно так же звучит слово «вражда» - «жаулукъ»; «жау» - враг, противник. Полотенце - «жам жаулукъ» (букв, «волосатый, шерстистый платок»). Народная этимология соединила в одном семантическом поле несколько значений, что и привело к странному употреблению скальпов»(Из карачаево-балкарского языка объясняется и распространенный в прошлом на Кавказе обычай: если женщина бросала между двумя кровниками или даже отрядами, готовыми вступить в бой, свой платок, схватка откладывалась; бросая наземь платок - «жаулукъ», она бросала вражду - «жаулукъ»).

Другие скифы обтягивали кожей с правых рук убитых неприятелей свои колчаны. Слово «колчан» в русском заимствовано из тюркского; в казанско-татарском, например, этот предмет называется «къолчан, къулчан» (Фасмер, т. 2, с. 298). Но в термине содержится слово «къол» - рука. Правая - «онг», но это же слово означает «сила, мощь, возможность». Скиф, обтягивая свои колчан кожей с правой руки врага, надеялся перенять его силу.

Иногда, спилив верхнюю часть черепа врага, скифы обтягивали ее простой или позолоченной кожей, и употребляли вместо чаши. В карачаево-балкарском языке черепная коробка человека называется «баш чирча» - букв, «чаша головы» (чирча - одна из разновидностей чаш).

Гадают скифы, раскладывая на земле ивовые прутья. Почти такой же способ гадания был записан мной у знатока народного быта Непеева Л.И. из селения Эльбрус. Брали 9 или 12 прутьев кустарника, называемого «сипи» и гадатель, держа их в руке, предлагал вытянуть один из них, а потом, раскладывая их, произносил прорицание.

Другой способ заключался в том, что гадатель разрезал липовую кору на три полоски, и то сплетая, то расплетая их, выносил прорицание. У карачаево-балкарцев гадали по шерстяной нити. Складывали ее несколько раз, образуя кольца, потом продевали в них конец нити, и дергали за оба конца. Характер прорицания зависел от количества образовавшихся узелков, или их отсутствия или нить осталась цела или порвалась и т.п.

Гаданием у скифов занимались женоподобные мужчины, которые назывались «энареи». Обычно сопоставляют это слово с иранским «анарья» - «не¬мужчина». Но Геродот все же говорит о мужчинах, пусть и женоподобных. В карачаево-балкарском языке.есть слово «киширий» - «мужеподобная»; от «киши» -мужчина»и уподобительного аффикса «-рий». В большинстве тюркских языков слово «эне» означает «мать, женщина». «Энерий» как раз и является парным по отношению к первому термину (киширий) - «женоподобная».

Эти энареи утверждали, что искусство мантики было даровано им Афродитой. В карачаево-балкарском эпосе говорится, что гаданию людей научила Сатанай-бийче, «мать нартов», воплощение мудрости, богиня луны («сатан аи» -ясная луна; «бийче» - богиня).

Незадачливых гадателей, если они давали царю ложные пророчества, сжигали на телегах, запряженных волами, завалив их хворостм и погоняя быков. Перед этим им связывали руки и затыкали рты, но некоторые все же ухитрялись спастись. В карачаево-балкарском языке слово «обур» имеет несколько значений «вещий, мудрый, оборотень, шаман». Есть поговорка: «Обур кюймей танылмаз» -Обур не распознается, пока не сгорит (или «не обгорит»). Вполне возможно, что это было не наказание, а испытание: сумеет гадатель спастись - значит, он настоящий прорицатель, нет - туда ему и дорога. Арба, арбакъ - телега, «арбах, аруах» - дух. «От» - архаическое слово, означающее «бык», но его основное значение - «огонь». Таким образом, обряд сжигания прорицателей опирается на словосочетание «от арбах», которое, с одной стороны, означает «огненная телега», а с другой -«огненный дух»: третье значенье «телега, запряженная быками».

Царские гробницы находились в местности Герры, до которых, как говорит Геродот, Борисфен (Днепр) судоходен. «В районе Днепровсских порогов расположены наиболее знаменитые скифские царские гробницы» (Авдусин, с. 154). В карачаево-балкарском языке «кёр» - могила; «гера» - слоистые скалы. В знак траура по царю скифы отрезали себе часть уха. Здесь «отец истории», вероятно, преувеличил. Не в столь отдаленном прошлом карачаево-балкарцы в знак траура надрезали себе мочку уха. Отразилось это и в фольклоре. Так поступает ногайский князь, двоюродный брат,героя средневековой песни Азнаура Жанхотова, поневоле оказавшись виновным в его гибели. Герои другой старинной песни, два брата-набежника, Бекмурза и Кайсын Айдаболовы, попав в засаду и решив сражаться до конца, в знак траура друг по другу надрезают себе мочки ушей. Причины появления обычая пока неясны.

Вокруг царской могилы скифы устанавливали пятьдесят чучел коней, вычистив их внутренности и наполнив мякиной (может быть, и соломой). Худая, заморенная лошадь, кляча называется в карачаево-балкарском «салам алаша» -букв, «соломенный мерин».

Один из скифских царей пожелал узнать численность своих подданных. Для этого царь повелел каждому принести по наконечнику стрелы. Наконечников оказалось огромное количество. Закончив подсчет, он захотел оставить по себе памятник. Груду наконечников переплавили и отлили громадный котел вместимостью в 600 амфор, толщина стенок его равнялась шести пальцам. Котел установили возле источника с горькой водой, в местности Экзампей, что означало «Святые Пути».

Почему надо было принести именно наконечники, а не, скажем, камешки или деревяшки? Дело в том, что в карачаево-балкарском языке слово «окъ» имеет три значения - стрела; пуля; род, потомство.

Старики из Черекского ущелья рассказывают о гигантском котле, некогда стоявшем на усадьбе князей Абаевых, в селении Верхняя Балкария. Вот что говорил А.И. Османов (1913-1970, проживал в г. Нальчике), услышав это от своего деда Омара: «В давние времена возле скотного двора Абаевых стоял огромный медный котел. В нем содержались больные овцы, числом не более десяти. Котел назывался «Тайпокъ казан». Его потом распилили для изготовления домашней утвари».

Помещая в котле больных овец, видимо, полагали, что котел обладает какой-то исцеляющей силой. Если мы допустим, что речь идет о другом, не¬скифском котле, нет ответа на вопрос: какая была необходимость, при дороговизне металла в горах, тратить его на изготовление такой громадины? Кроме того, котел вошел в поговорку. Ее вспоминают, когда хотят подчеркнуть величину какого-либо предмета: «Абайланы Тайпокъ къазанларыча» - «Как Тайпокъ-къазан Абаевых, в котором 9 (или 12) овец получали корм». (Потом оказалось, что поговорка была опубликована в сборнике пословиц и поговорок еще в 1963 году, но никто не обратил на нее внимания).

Название котла убедительно показывает, что речь шла именно о котле скифов. «Тайпа» - племя, «окъ» - стрела; когда слово обозначает собирательное множество, оно ставится в ед. числе. «Къазан» - котел. Все словосочетание, в полном согласии с грамматикой, означает «котел из стрел племени». Если бы эта святыня не принадлежала предкам карачаево-балкарцев, его название не переводилось бы с их языка так просто и в полном согласии с тем, что сообщал Геродот. Вероятно, позже, потомки скифов, оттесняемые к горам, перевезли реликвию предков на Кавказ. Когда она попала в Черекское ущелье, сказать невозможно. Но он и тогда должен был казаться им святыней - если учесть трудности, сопряженные с доставкой такой махины в труднодоступное верховье горной реки.

Что касается названия местности, означающей «Святые Пути», то его разъяснение затруднительно. Весьма вероятно, что Геродот его исказил; но по частям оно почти совпадает с тремя карачаево-балкарскими слолвами, если читать как «Ызкампай». «Ыз» - след, тропа; «кам» - река, «пай, бай» - бог, божественный, священный. Получается «бог путеводной реки».

Количество простых и ясных скифо-карачаево-балкарских параллелей очень велико и не ограничивается сведениями Геродота. Здесь мы укажем вкратце еще только некоторые из них.

Наивысшего могущества Скифия достигла при царе Атее. При нем начали чеканить монету, стала расширяться территория. Активная политика Атея натолкнулась на сильное противодействие со стороны быстро набиравшей силу Македонии. Конфликт привел к войне. Македонией тогда правил Филипп, отец будущего великого полководца Александра. В битве, разыгравшейся где-то на берегу Дуная, Атей, которому в то время, по мнению греческих авторов, было 90 лет, сам повел войско в сражение и погиб. Скифы, дотоле считавшиеся непобедимыми, потерпели поражение. Справедливо думать, что такое событие должно было оставить свой след в истории и памяти народа, являющегося потомком скифов, отложиться в его фольклоре, пусть и несколько измененном виде слишком много времени прошло с той поры (по традиционной хронологии, битва произошла в 339 году до н.э.).

Огромная удача выпала на долю писателя A.M. Теппеева. В 1975 году он записал от восьмидесятилетнего Ибрагима Чотчаева из селения Учкекен Карачаево-Черкесии эпическую «Песнь о князе Ачее», и опубликовал ее в журнале «Минги Тау» (в 1987 году), полагая, что речь в ней идет о периоде борьбы карачаево-балкарцев с экспансией Крымского ханства на Кавказе.

Содержание песни вкратце таково. На карачаево-балкарские селения со стороны Крыма надвигается грозный враг. Вестники один за другим мчатся к старому князю Ачею, от слабости возлежащему на одре. Но, услышав весть о беде, старый князь встает с постели и велит седлать вороного аргамака. В верховьях какой-то реки Ачей держит совет со своими приближенными, а затем ведет свои войска в бой. Далее в песне говорится, что войско Атея отстояло свою землю, враг дальше не продвинулся, но князь погиб от вражеской стрелы. Разумеется, эта песня - составная часть карачаево-балкарского нартского эпоса.

В тексте упоминается сын Ачея - Ачемез. Оба они входят в число главных героев карачаево-балкарского эцоса о нартах. Но в фольклоре балкарцев и карачаевцев есть и другой Ачемез, персонаж не нартской, а историко-героической песни. Идентичность имен часто вводила в заблуждение сказителей. Часто, но, к счастью,-не всегда. Вот что говорится в одном из вариантов песни о герое исторической песни:

Далее в песне говорится об убийстве Ачемезом крымского наместника за покушение на честь его жены, и битве, которая последовала за этим. Никакого Ачея в исторической песне нет. Следовательно, героя этой песни, жившего, вероятно, в 16-ом или 17-ом веке, звали Ачемез, сын Темиркана, в отличие от героя древней нартской- (скифской) песни — Ачемеза, сына Ачея. К тому же у нарта Ачемеза брата не было, в то время как брат средневекового героя - Азнаур -упоминается в песне несколько раз.

Во-первых, отметим полное сходство имен героя народной песни о старом князе и скифского царя - Ачей, Атей. В греческом языке не было букв для обозначения шипящих, поэтому Ч заменено на Т.

Во-вторых, оба, Ачей и Атей - глубокие старцы, В-третьих, тот и другой сами руководят войсками, сами ведут их в бой, и тот и другой погибают в сражении. В-третьих, у Ачея только один сын, как и у скифского царя он был один. В-четвертых, сражение происходило в истории у реки, в народной песне - тоже. В-пятых, имя Ачей перешло у карачаево-балкарцев в разряд архаичных, но до сих пор есть люди с отчеством Ачеевич или Ачеевна.

Но имеется и другой интересный факт, подтверждающий сказанное. Во времена Атея скифы взяли в-плен знаменитого греческого флейтиста Исмения. Его искусство понравилось скифам, но сам Атей сказал, что предпочитает слушать ржание коней. Видимо, скифы еще не знали этого инструмента: когда у знаменитого скифского мудреца Анахарсиса спросили в Греции, есть ли у скифов флейтистки, он ответил: «Даже лозы нет», - чтобы веселиться под музыку флейтисток, нужно выпить вина.

Знакомство с игрой на флейте должно было иметь последствия, скифы могли перенять инструмент и его название. На наш взгляд, именно поэтому в карачаево-балкарском языке свирель называется «сирийна» - от греческого «сиринга, сюрингс» - флейта, свирель. И заимствование, вероятно, произошло как раз во времена царя Атея.

Конечно, фольклор, как и всякое живое явление, претерпевает изменения. Многое было забыто и переосмыслено. Вместо македонцев и их полководца в нартской песне появились крымцы и их безымянный хан, а само действие было перенесено на Кавказ. (Подробно об этом сюжете см.: Джуртубаев, 1997).

В заключение хотелось бы отметить, что широко распространенное ныне мнение об ираноязычности скифов и алан, как и их собратьев на востоке Великой степи, неизвестно куда и неизвестно как исчезнувших, не имеет под собой никакой почвы. История этих племен и народов - это древняя история тюрков, о чем красноречиво говорят как приведенные выше параллели, так и сотни других аргументов и фактов.