Статьи

В современном обществе сложился стереотип о том, что террористы-самоубийцы представляют религиозное явление, известное в истории ислама как шахидство. В рамках реализации данного исследования, основываясь на канонических источниках ислама, нами было выявлено, что самоубийство не может трактоваться как шахидство и не является традиционным элементом понятия «джихад». Однако в силу того, что псевдошахидство идеологически связано с исламом, мы ставим перед собой задачу определения его исторических корней и современных проявлений, а также скрытых мотивов и психологических установок, с помощью которых происходит подготовка самоубийц. Несомненно, каждый, кто слышал об очередном акте самоубийства, совершенного представителями фундаментальных религиозных группировок исламского толка, задумывался о том, что толкает вполне разумных молодых людей на самопожертвование, какие цели ставят перед собой те, кто, убивая себя, уносят с собой жизни простых, ни в чем не повинных людей, чем оправдывают они свой поступок, и главное - ради чего они соглашаются на мучительную смерть, сознательно прерывая свое существование в этом мире.

Для начала обратимся к современным мифам, которые существуют, как в религиоведении, так и общественном сознании россиян относительно исторической подоплеки появления в исламе традиции жертвенного самоубийства. Некоторые исследователи проводят прямую аналогию между террористами-самоубийцами современности и средневековыми «ассасинами» или «хашашинами» («употребляющие гашиш», «травоеды»), которые были членами сектантской организации неоисмаилитов-низаритов, образовавшейся в Иране в конце XI в. Основатель данной секты Ибн Саббах грезил идеей создания суверенного исмаилитского государства. Для достижения намеченной цели Ибн Саббах объединил под знаменем скрытого имама из династии Низаритов последователей по всему Халифату. Захватив крепость Аламут на берегу Каспийского моря, авторитарный лидер установил в своем братстве ряд законов аскетически-военного характера, замыслив планомерный террор Сельджукидских правителей Халифата. Ибн Саббах разработал методы и приемы воздействия на сознание молодых фанатиков-исмаилитов, прививая им чувство презрения к смерти наряду со стремлением к героическому самопожертвованию. Однако необходимо пояснить, что ассасины не совершали самоубийства в подлинном смысле слова, фанатики-исмаилиты могли годами служить при дворе визиря в ожидании подходящего для убийства случая, но, осознавая, что выжить после выполненной миссии будет невозможно, принимали свою участь как неизбежный и жертвенный шаг. Сам Ибн Саббах и те, кто был посвящен в тайный замысел идеологии ордена, оперировали прежде всего политическими мотивами, т.е. «высшая степень посвящения почти не имела ничего общего с религией»¹⁹А.Брасс: Ассасины террористысамоубийцы Средневековья. – Москва, 2007. С.109, тогда как непосредственные исполнители воспринимали происходящее как джихад («священную войну»). Ибн Саббах виртуозно манипулировал сознанием и волей своих фидаинов («жертвующий жизнью») преимущественно обещаниями райских кущ. «Старец горы» объявил свой дом храмом первой ступени на пути в рай и изобрел «способ» непосредственного «вознесения в иной мир» путем использования наркотических средств. В книге А. Брасса описывается данный процесс:

«Молодого человека приглашали в дом Хасана ибн-Саббаха и одурманивали гашишем. Затем, погруженного в глубокий наркотический сон, будущего фидаина переносили в искусственно созданный «райский сад», где его уже ожидали смазливые девы, реки вина и обильное угощение. Спустя несколько часов ему опять давали наркотик, и после того как он в очередной раз засыпал, переносили обратно в дом Старца горы – шейха Хасана ибн-Саббаха. Проснувшись, молодой человек искренне верил в то, что побывал в раю»²⁰Там же..

Таким образом, убедившись «воочию», что за самопожертвование фидаин заслужит небесные услады, неофит самоотверженно принимался за исполнение воли шейха. От рук профессиональных убийц-фидаинов в средневековье погибли несколько халифов, а число убитых визирей и видных общественных деятелей, имевших влияние при дворе Сельджукидов, идет на сотни.

На данном историческом примере можно проследить некоторые элементы идеологической схожести с современными методами внушения и манипуляции сознанием террористов-самоубийц, но здесь нельзя проводить явной исторической взаимосвязи. Самоубийство в терроре радикально настроенных течений в исламе, или современное псевдошахидство, есть явление, характерное для двадцатого столетия, тем более, если говорить о женском «лике» данного явления. Схожесть заключается, прежде всего, в самом подходе к акту самопожертвования, а именно в психологической подготовке человека к смерти через внушение превосходства «будущего бытия» перед преходящей временностью жизни обыденной. С большой точностью сущность данного состояния описал Э. Фромм, как «исчезновение страха смерти», которое начинается не с подготовки к смерти, «а с постоянных усилий уменьшить начало обладания и увеличить начало бытия»²¹Э. Фромм. Иметь или быть? – М.:Прогресс, 1990. – С.134. Шейх Ибн-Саббах понимал данный аспект и до минимума ограничивал «начало обладания», требуя крайней аскезы от своих последователей, более того, в качестве новобранцев ассасины избирали преимущественно сирот или малоимущих. Практически то же предпринимают представители радикальных группировок происламского толка на Северном Кавказе. В качестве потенциальных террористов-самоубийц избираются либо сироты, у которых нет попечителей со стороны родственных фамилий, либо люди, имеющие «кровную обиду» на власть вследствие гибели или ареста одного из членов семьи на почве подозрений в экстремистской деятельности. Помимо уже названных лиц, в зону риска попадают молодые люди из социально неблагополучных семей, а также не имеющие постоянной работы и профессии как таковой.

Членами группировок проводится тщательная предварительная работа: отслеживаются социальные связи, лояльность к радикальным исламским настроениям, учитывается психологическая гибкость и внушаемость человека. Вовлечение начинается с этапа, который мы можем назвать этапом «благодетельной опеки» или «обретенной любви»: молодому человеку дают понять, что его участь «отверженного» в светском обществе может превратиться в роль полноценного члена джамаата, если он примет основы ислама и станет «братом (сестрой) по вере». Надо отметить, что на этапе «благодетельной опеки» радикальный ислам преподносится новопосвященному как единственно верный, «чистый от нововведений», источник знаний о мироздании. Налаживаются активные дружеские отношения с представителями группировки, «братья» и «сестры» постоянно рассуждают о моральном и физическом облике истинного мусульманина, формируя в сознании человека образ, к которому должен стремиться каждый верующий.

Справедливости ради, надо сказать, что данный этап для новообращенного становится своеобразной психологической реабилитацией, он находит в лице своих единоверцев поддержку и опору, обретает уверенность в себе и открывает мир в совершенно новом, «радужном» свете любви и понимания. Постепенно адепту рекомендуют специальную литературу, видеолекции и аудиозаписи, которые имеют хождение в группе. Можно сказать, что с этого аспекта начинается второй, так называемый «просветительский» этап, или этап «социального разобщения». Здесь человеку ненавязчиво начинают внушать, что государство, в котором находится радикальная группировка, является средоточием греха, тем самым, разграничивая бытие в целом на «мир кяфиров» (неверных) и «мир муслимов» (истинных мусульман). Светские образовательные учреждения, властные структуры, общественные организации – это рассадники «харама» (греха), поэтому поддерживать родственные, социальные и дружеские отношения с людьми, каким-либо образом вовлеченными в эти структуры, означает подвергать искушению свою веру.

Естественно, в государстве «харама», по мнению радикалов, не следует приобщаться к информационным источникам, которые являются «орудием шайтана», следовательно, человек перестает приобщаться к массовой культуре во всех ее проявлениях и концентрируется исключительно на мусульманских ценностях. Далее, углубляясь в детализацию разграничения общества на «своих» и «чужих», члены группировки, которые именуют себя не иначе как последователями истинного ислама, продолжают сознательно сужать область жизненного и ментального пространства личности. Происходит «дробление» мусульманской общины в глазах новообращенного утверждением, что есть подлинные приверженцы Аллаха и его пророка и «лицемеры», готовые на веротерпимое отношение к другим конфессиям и на компромисс с официальной властью. В «лицемерии» обвиняют лидеров официального духовенства и представителей религиозных объединений.

Следующим этапом является этап формирования «священного гнева», или постижение «науки праведной ненависти». Человека, который становится полноценным членом группировки и показывает последовательность в отстаивании основ вероубеждения, начинают психологически готовить к проявлению «священного гнева» через описание несправедливостей, происходящих во всем мире по отношению к братьям по вере. Особенную роль здесь играют Соединенные Штаты Америки и Израиль, которые ведут политику военной оккупации стран исламского мира. Здесь проводится аналогия относительно политики России на Северном Кавказе, упоминаются члены общины, которые погибли в чеченских кампаниях. На данной этапе проявляется черта, которая характерна для экстремизма как такового: пропагандируется образ «героя», «повстанца», человека, который способен пожертвовать своей жизнью ради религиозных принципов в «борьбе» с государством «харама», неся возмездие за страдания и гибель всех мусульман.

Лидеры радикалов находят аналогии в истории ислама и сравнивают шахидов времен пророка с «мучениками», которые погибают на «пути Аллаха» в современной «священной войне». Обостряя эмоциональное напряжение внушаемого человека, который в лице своих единоверцев нашел семью, стабильность и личностное самоутверждение, они последовательно возлагают на него чувство ответственности за благополучие, как ближайшего окружения, так и мусульман вообще. Постепенно в человеке проявляется «праведная ненависть» к некой абстрактной, но постоянно угрожающей силе уничтожения, которая якобы кроется в окружающем мире и ассоциируется с государством в целом. Психологическое воздействие усиливается опорой на чувства, и здесь происходит переход, о котором упоминал Э.Фромм: «…уменьшение начала обладания и увеличение начала бытия». Лидеры радикальных групп, определившись с новой «жертвой», начинают активно повествовать об исключительном воздаянии шахидов в инобытии и славе которую дает звание шахида в проявленном мире, формируя тем самым в человеке «истишхад» (стремление к шахидству). Субъективно человек начинает верить в свою исключительную миссию, ощущая себя «героем», «сверхчеловеком», «одинаково призванным быть проведением и спасителем»²²Политическая психология / Под. общ. ред. А.А. Деркача, В.И. Жукова, Л.Г. Лаптева. – М.: Академический проект, 2001. – С. 389.

Этап непосредственного псевдошахидства можно назвать «поиском праведной смерти», или «стремлением к жертве». Искушенные в психологическом давлении лидеры радикальных группировок апеллируют к известным преданиям пророка о том, что «человек, умерший на пути Аллаха», обретает в «будущей» жизни всевозможные блага и удовольствия. Дошедших до данного этапа личностей можно условно разделить на две категории: люди, лишенные в настоящий момент материального благосостояния и не имеющие в обществе социальной значимости, и люди с высокой степенью сознательного погружения в религиозные догмы, утонченные и интеллектуальные натуры, стремящиеся к духовному подвигу через самопожертвование. Первым на этапе «поиска праведной смерти» наставники неустанно цитируют коранические айаты, обещающие в Раю всевозможные блага чувственной природы, вторым - читают айаты сакрально-мистического характера, где упоминается, прежде всего, духовное превосходство «мучеников» и возможность лицезрения «лика Аллаха» в ином бытии. Таким образом, ловко манипулируя чувственно-духовной средой человека, наставники обещают будущим смертникам удовлетворение тех потребностей, которые в мире проявленном кажутся ему недостижимыми.

Стремление к шахидству усиливают сенсорной депривацией, например, человеку вменяют практику постоянного нахождения в мечети в течение продолжительного времени, где он проводит дни и ночи в молитвах. Готовность к «мученичеству» периодически проверяют, назначая дату и место проведения акции, а затем отменяют ее, вводя тем самым человека в состояние психологического сверхнапряжения и экзальтированности. Человека перемещают из одного населенного пункта в другой, периодически меняют убежища, создают узкий круг избранных, с которыми он в праве поддерживать связь. В некоторых случаях для усиления «истишхада» человека направляют к «лесным братьям» в тренировочный лагерь. В условиях царящего «боевого духа» будущий смертник осознает пресловутую реальность «священной войны» и ощущает себя частью мирового процесса, направленного на создание нового социально-политического порядка.

Более того, он ощущает себя одним из главных и активных звеньев в ряду грядущих преобразований, именно ему принадлежит роль «героя», имя которого будет вписано в историю «великих мучеников» на «пути Аллаха». Окружающие, оповещенные о миссии смертника, уже при жизни неустанно восхваляют его мужество и силу «имана» (вера). Поэтому, единожды упомянув о своем намерении пожертвовать своей жизнью, человек становится заложником героического ореола, воздвигнутого над ним, он уже не может отказаться от него, поскольку потеряет доверие и уважение единоверцев. Псевдошахид не только приносит себя в жертву, но и превращает в жертву всех, на кого направлен террор. К последним он относится с ненавистью и презрением, как к представителям погрязшей в грехе и неверии западной цивилизации. В каждом, чью жизнь он забирает своим поступком, смертник видит олицетворение зла и порока, видит «врага Аллаха».

И наконец, этап формирования посмертной легенды, который может быть обозначен как «обретение святости». После совершения самоубийства в террористическом акте или после гибели в результате столкновения с властными структурами члены радикальной группировки начинают активно создавать легенду о павшем. Согласно «свидетелям», которые могли видеть тело соратника после смерти, плоть «мученика» несет в себе ряд знамений, доказывающих, что погибший обрел райское пристанище. Описывается наличие специфического аромата «неземного происхождения», который источает тело; упоминают, что на лице погибшего застыла «священная улыбка», утверждают нетленность останков и т.д.

Эти «сказания» передаются из уст в уста и формируются, прежде всего, с целью убедить будущих смертников в правильности избранного пути. С сожалением приходится констатировать, что практически все, кто решаются на акт жертвенного самоубийства, искренне верят, что обретают пристанище «у Трона Аллаха», в отличие от тех, кто «торгует» этой верой. Прослеживается аналогия с ассасинами средневековья: чем выше административный статус в группировке, тем ниже религиозная подоплека мотивации деятельности человека. Лидеры исламских радикалов являются незаурядными и зачастую талантливыми манипуляторами, они убеждают идти на смерть, оставаясь в роли восхищенного чужой доблестью зрителя.

Псевдошахиды действительно являются жертвами, жертвами самообмана и политического противостояния сил, заинтересованных в дестабилизации российского общества. Основа поступка зиждется на сильной религиозной вере, доходящей до самоотрицания и фанатизма, которая искусственно наращивается через эмоциональный накал. Обыденное восприятие мира переворачивается в сознании человека, для которого жизнь есть только возможность обрести вечные блага, причем самым быстрым и эффективным, как ему кажется, способом – смертью на пути самоотверженного служения Богу.