В статье проводится анализ лексики, участвующей в номинации традиционной карачаево-балкарской одежды. Термины одежды объединяются в отдельную лексико-семантическую группу отмечены рядом специфических мотивировочных признаков и наряду с собственно лексическими значениями характеризуются этнокультурной маркированностью.

Изучению лексики карачаево-балкарского языка, как и других тюркских языков, уделено значительное внимание. Однако многие вопросы, связанные с этнографической лексикой, в том числе и с названиями одежды, все еще не нашли должного отражения в специальных лингвистических исследованиях. Правда, исключение составляют работы И. М. Отарова¹Аппоев, А. К. Этнографическая лексика карачаево-балкарского языка. Нальчик : Изд-во КБНЦРАН, 2004. 118 с., Е. Н. Студенецкой²Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию. М. : Прогресс, 1984. 397 с., А. К. Аппоева³Ерленбаева, Н. В. Бытовая лексика алтайского языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2005. 23 с., которые осветили ряд лингвистических и этнографических аспектов названий одежды карачаевцев и балкарцев. Между тем в истории культуры любого социума особое место принадлежит национальной одежде, поскольку, являясь одним из основных элементов материальной культуры, она отражает, с одной стороны, этническую принадлежность и среду обитания, с другой -уровень экономического развития, социальное и экономическое положение народа⁴Кузнецова, Э. В. Лексикология русского языка. М. : Высш. шк., 1989. 216 с..

В данной статье нами предпринимается попытка системно представить лексику, ориентированную на репрезентацию названий традиционной карачаево-балкарской одежды, объединяющихся в отдельную лексикосемантическую группу (ЛСГ).

В карачаево-балкарском языке ядро ее составляют слова 'кийим // быстыр // юс-баш // опуракъ' (уст.) 'одежда', употребляющиеся в собирательном значении, наибольшим функциональным потенциалом из которых отличается первая лексема.

Отдельную подгруппу образуют названия верхней одежды ('юс кийим'): 'тон' 'шуба', 'чепкен' 'черкеска' (у карачаевцев - это 'женское платье'), 'гебенек' 'войлочная накидка с капюшоном (обычно пастушья одежда)', 'жамычы' 'бурка', 'жыйрыкъ' 'платье', 'габара' 'телогрейка, жилет, стеганка', 'къаптал' 'чекмень, казакин', 'кёнчек' 'брюки, штаны', 'шалбар' 'шаровары' и др.

Этой подгруппе противоставляется нательная одежда ('ич кийим' - букв.: 'внутренняя одежда'): 'ич кёлек' 'нательная рубашка, нижняя рубаха', 'габара' 'бюстгальтер', 'чуба' 'корсет' и др.

Названия головных уборов объединяются вокруг термина 'баш кийим' - букв.: 'головная одежда'. В эту подгруппу слов входят: 'бёрк' 'шапка', 'башлыкъ' 'башлык', 'жаулукъ' 'платок', 'къалпакъ' 'колпак', 'такъыя' 'шлем; тюбетейка', 'бота' 'плед' и др.

Выделяются еще названия обуви ('аякъ кийим' - букв.: 'одежда для ног'): 'чабырла' 'примитивная мужская обувь без каблука из сыромятной кожи', 'къаламан' 'горская охотничья обувь из кожи', 'чарыкъла' 'примитивная обувь из сыромятной кожи', 'чурукъла' 'сапоги, туфли', 'уюкъла' 'валенки' и др.

Существенным следует признать выявление и описание номинативных стратегий относительно предметов одежды. Обращение к этой проблеме предопределяется тем, что в современной науке о языке значительное внимание уделяется связи языка, мышления и действительности, поскольку теория языковой номинации ориентируется на то, как «действительность, отраженная в категориях мышления, воплощается в значениях языковых форм»⁵Отаров, И. М. Профессиональная лексика карачаево-балкарского языка. Нальчик : Эльбрус, 1978. 108 с.. При этом целесообразно обратиться к некоторым понятиям, сопряженным с вопросами номинации. Так, принцип номинации дефинируется как определенное правило, формирующееся в результате обобщения мотивировочных признаков в «говорящем» социуме, что является точкой отсчета для последующих наименований. Принцип номинации в целом трактуется как значимая, содержательная категория, фиксирующаяся в сознании людей. Способ же номинации есть прием, посредством которого реализуется принцип номинации. Основными являются прямой и опосредованный способы номинации. В первом случае актуализируется мотивировка, репрезентируемая благодаря корневой морфеме слова, а во втором имеет место ассоциативная мотивировка, которая зиждется на сравнении. Средства номинации представляют собой языковые единицы различных уровней, непосредственно принимающие участие в процессе номинации, благодаря которым и осуществляется указанный процесс.

Рассмотрение номинативных стратегий терминов одежды следует начать с базового слова 'кнйим' 'одежда', в котором и заложен основной мотивировочный признак, связанный с одеванием.

В ряде случаев в рассматриваемом пласте лексики актуализируется такой мотивировочный признак, как материал, из которого сделана та или иная одежда: 'жюн кёнчек' 'шерстяные штаны', 'жюн кёлек' 'шерстяная рубаха', 'кийиз уюкъла' 'войлочные валенки', 'кийиз чарыкъла' 'войлочные тапочки', 'гён чарыкъла' 'обувь из обработанной кожи крупного рогатого скота', 'сахтиян чурукъла' 'хромовые сапоги', 'кёрпе тон' 'шуба из курпея (шкуры молодого барашка)', 'тыйын тон' 'беличья шуба', 'элтир тон' 'смушковая шуба', 'айыу тон' 'медвежья шуба', 'жары тон' 'шуба из овчины с редкой шерстью', 'ажиген бёрк' 'папаха из смушки (из шкурки ягненка старше трех месяцев)', 'кийиз бёрк//кийиз къалпакъ 'войлочная шляпа' и др. Появление такого рода номинаций одежды обусловливается в первую очередь спецификой хозяйственной деятельности этноса. Тут следует принять во внимание тот факт, что у карачаевцев и балкарцев широко было распространено животноводство и охота, в силу чего одежда в основном изготовлялась из шкур и шерсти животных .

Известно, что одежда предназначается и для ношения в определенное время (определенный сезон), в силу чего в некоторых терминах одежды актуализируется темпоральный признак: 'къыш кийим' 'зимняя одежда', 'жаз кийим' 'весенняя одежда', 'жай кийим' 'летняя одежда', 'кюз кийим' 'осенняя одежда', 'кечеги бёрк' 'ночная шапочка' и др. Следует отметить, что более распространены были первые два термина, поскольку год носителями языка делился на две части: холодное время года и теплое время года.

Названия одежды сигнализируют и о месте производства. Так, 'бухар бёрк' 'каракулевая шапка', 'бухар кюпес' 'бухарская шаль', 'мухарске' ' 'разновидность праздничного шелкового платка' были завозными. В их составе наличествует трансформированный ойконим 'Бухара'. Можно отметить и 'анди жамычы' 'андийская бурка (бурка высшего сорта, изготовленная из длинных волокон шерсти)'. Такие бурки производились в Андийском округе Дагестана. Появление подобного рода названий одежды обусловлено таким экстралингвистическим фактором, как различные торговоэкономические отношения между народами Кавказа и Средней Азии.

Одежде присуща дестинативная функция, что также отражается в различных ее номинациях. Например, в лексемах типа 'бёрк' 'шапка', 'жамычы' 'бурка', 'жаулукъ' 'платок' заложена семантика предназначенности для покрытия вообще. Но в ряде случаев имеет место уточнение участка покрытия: 'башлыкъ' 'башлык (покрывает голову)', 'аркъалыкъ' 'архалук (покрывает спину)', 'ал бота' 'передник', 'боюнлукъ' 'шарф' и др. В этих примерах налицо номинация по морфологии места.

При номинации одежды носители языка учитывают и ее покрой: 'бели жыйырылгъан тон' 'шуба со сборками', 'чубур тон' 'полушубок', 'желпегей тон' 'распашная шуба' и др.

В контексте нашей статьи важным является словообразовательный аспект названий одежды, так как словообразование играет значительную роль в формировании любой языковой картины мира. Новое восприятие и понимание окружающей действительности приводит к появлению новой лексики, что имеет непосредственное отношение и к названиям одежды. Они в карачаево-балкарском языке образуются различными способами. При морфологическом способе образования употребительны такие аффиксы, как -им ('кийим' 'одежда' от глагола 'кий-' 'надевать'), '-лыкъ' ('башлыкъ' 'башлык' от имени су ществительного 'баш' 'голова', 'аркъалыкъ' 'архалук' от имени существительного 'аркъа' 'спина' и т. п.).

Лексико-семантическим способом образуются: 'гебенек' 'мотылек' - 'гебенек' 'войлочная накидка с капюшоном', 'кюбе' 'кольчуга, панцирь, латы' - 'кюбе' 'женский кафтанчик типа корсажа' и др. Приведем пример также на семантико-морфологический способ образования: 'чепкен' 'черкеска; платье' - 'чепген' 'стянутый, сколотый'. В данном случае имеет место переход причастия прошедшего времени в имя существительное.

Многие названия одежды построены по образцу словосочетаний и имеют следующие базовые модели: а) имя существительное + имя существительное ('тыйын тон' 'белка + шуба', 'къыш кийнм' 'зима + одежда', 'анды жамычы' 'анди (в значении 'начес, ворс') + бурка', 'бухар бёрк' 'бухар (в значении 'каракуль') + шапка' и т. и.); б) имя прилагательное + имя существительное ('кечеги бёрк' 'ночная шапочка' и т. и.). Подобные примеры свидетельствуют в пользу того, что благодаря словосложению выделяется больше признаков одежды, а это в свою очередь способствует обогащению рассматриваемой ЛСГ.

Лексика, обозначающая названия одежды, может быть охарактеризована и по признакам социолингвистического характера. В этом случае обнаруживается связь данного пласта лексики «с обществом, пользующимся языком, с его историей, социальной структурой»⁶Студенецкая, Е. Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв. М. : Наука, 1989. 288 с.. Указанное предполагает анализ названий одежды в аспекте происхождения. Как отмечается в специальных лингвистических исследованиях, основные названия одежды карачаевцев и балкарцев представляют собой общетюркские лексемы: 'кёлек' 'рубаха' . 'кёнчек' 'брюки', 'къаптал' 'бешмет', 'тон' 'шуба', 'жамычы' 'бурка', 'жаулукъ' 'платок' и др.⁷Хадыева, Р. Н. Этнокультурное значение лексики башкирского языка : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2003. 24 с. Среди номинаций традиционной одежды заимствований не так много, если не иметь в виду заимствования из русского языка (или из других языков через его посредство), проникшие в карачаево-балкарский язык в советский и постсоветский периоды (шорты, трусы, колготки, пижама, пальто, куртка, фуфайка, китель, батник, джинсы, бриджи и т. и.). Встречаются лексемы арабского ('аба' 'накидка, халат свободного покроя' < араб. ءانع), персидского ('шалбар' 'шаровары', 'ферде // фердау' 'чадра, накидка на лицо вроде паранджи'), кабардино-черкесского {'бёхция' 'платье') происхождения.

Рассматриваемые в данной статье лексемы переживают процесс архаизации и сдвигаются в сторону периферии словарного состава языка, что обусловливается различными изменениями, происходящими в жизни социума: трансформация хозяйственного уклада, развитие экономики и т. д. К ним относятся отмеченные выше 'гебенек', 'аба', 'къаптал', 'чепкен', 'тон', 'аркъалыкъ', 'чуба' и др.

В современном языкознании значительное внимание уделяется этнокультурному значению лексики. Лингвистами многие лексемы и дескрипции рассматриваются в контексте народной культуры, так как язык, культу ра и социум взаимозависимы. Язык при этом дефинируется «как хранитель культуры, как феномен культурно-исторической среды, в котором закреплено этническое мировидение, менталитет, история этноса, этническая модель мира, народные традиции»⁸Языковая номинация. Общие вопросы. М. : Наука, 1977. 358 с.. Такое понимание языка укладывается в русло концепции В. фон Гумбольдта, который писал, что слово представляет собой «отпечаток не предмета самого по себе, но его образа, созданного этим предметом в нашей душе»9. Исходя из данного высказывания, «этнокультурное значение» можно интерпретировать как образ, который закрепляется за словом в сознании носителя языка и зиждется на традициях определенной этнокультуры.

Этнокультурное значение присуще и некоторым названиям одежды. Так, в карачаево-балкарской этнокультуре особое место занимает 'бёрк' 'шапка'. Есть специализированный фразеологизм, ориентированный на обозначение мужчины: 'баштна бёрк кийген' 'мужчина (букв, 'тот, кто носит шапку')'. Шапка не только предмет одежды мужчины, но и является символом его достоинства. Традиционно считалось, что шапку носят не для тепла, а для чести. Никто не имеет права дотрагиваться до головного убора мужчины, если он надет, поскольку это могло привести даже к кровной мести. Недаром в социуме употребительно следующее высказывание: 'Башынгда бёркюнг бар эсе, зат айтып бир кёр' 'Попробуй скажи что-нибудь, если на твоей голове есть шапка'. Ср. также паремию 'Биреуню бёркюн алсанг, кесинги бёркюнге сакъ бол' - букв. 'Если снимешь (сорвешь) чью-либо шапку, береги свою'. В данной паремии имеет место предостережение, она понимается следующим образом: если будешь играть с честью кого-либо, береги свою честь. Рассмотрим и другие паремии, в которых закодировано мировосприятие социума относительно связи шапки и мужчины. Шапка - показатель респектабельности мужчины: 'Бёркю аманны беты аман' 'У кого плохая шапка, у того и вид плохой'. Шапка может выполнять функцию советчика: 'Сорур адамынг жокъ эсе, бёркюнге сор' 'Если не у кого спросить, спроси у шапки'. Шапка является и мерилом удальства: 'Бёрю атарыкъ бёркюнден белгили' - букв. 'Могущего стрелять в волка видно по шапке'. Функционируют и паремии другого плана: 'Мыйысыз башха бёрк акьыл бермез' 'Голове без мозгов шапка ума не даст'.

В этнокультурном отношении шапке противопоставляется платок. Если шапка предназначена для головы мужчины, то платок - для женщины. В карачаево-балкарском языке она посредством фразеологизма определяется как 'башына жаулукъ къысхан' 'женщина (букв, 'та, кто носит платок на голове')'. Женщина часто воспринимается иронично и номинируется посредством таких адъективов, как 'быстыр-баш // жаулукъбаш' - с тряпкой (платком) на голове. Однако платок в карачаево-балкарской лингвокультуре отмечен рядом позитивных, с точки зрения социума, этнокультурных характеристик. Он представляет собой символ мира, примирения. Об этом свидетельствует тот факт, что если женщина бросает платок между выясняющими между собой отношения мужчинами, то они обязаны прекратить противостояние, т. е. платок способен примирить кровных врагов. Белый же платок символизирует непорочность.

Таким образом, лексика, отражающая названия традиционной карачаево-балкарской одежды, характеризуется в языке полиаспектностью. Намеченная выше комплексная модель ее описания представляет определенный интерес для современного тюркского языкознания. Думается, что такой подход возможен и при описании других пластов лексики, в первую очередь при анализе этнографической лексики.