Этюды о Балкарии: Урусбиевы, Мисост Абаев, Басият Шаханов
Биттирова Тамара

БАСИЯТ ШАХАНОВ

СТАТЬИ, ПОДПИСАННЫЕ ПСЕВДОНИМОМ П. Д’АРЖАН

Кавказский обыватель, как удачно подметил Кавказец¹Кто скрывался под этим псевдонимом, неизвестно. в своем очерке «Литературные процессы на Кавказе» («Русское богатство», 1899 г., сентябрь), необыкновенно, до какой-то даже страсти, любит разыгрывать из себя «угнетенную невинность».

Послушайте кавказского обывателя, - это чистенький, беленький, невиннейший агнец, на которого, бог весть почему и бог весть за что, все и вся постоянно клевещет, которого все и вся постоянно инсинуирует²Инсинуировать - клеветать, порочить кого-либо намеками, вымыслом..

И пуще всех злобные газетчики.

Они, видите ли, пачкают невинного агнца, чернят его по злобе, по сатанинской ненависти ко всему чистенькому, беленькому, невинному.

Их устами постоянно глаголет сама клевета, сама инсинуация.

Клевета черная, инсинуация грязная.

Мудрено ли, что он, «обрызганный и опачканный агнец», начинает немедленно брыкаться?

Звоня на каждом перекрестке о своей голубиной невинности, о наглой клевете и поруганной чести, «чистенький невинный агнец» не упускает случая воспользоваться удобным моментом и забросать «злобного газетчика» уже действительной, настоящей грязью, облить его настоящими помоями.

Он бросает ему грязь возами, выливает эти помои ушатами.

Бережсь тогда, «злобный газетчик».

«Невинный агнец», уличенный тобой в гешефтмахерстве, в постыд-ной торговле общественными интересами оплатит тебе сторицей.

Он не только обвинит тебя в тысяче самых ужасных преступлений, за которые тебе давно следовало бы быть где-либо на Соколином острове, или по меньшей мере в «местах, весьма отдаленных», - он не оставит «в этот удобный момент» в покое твоего отца («его повесили за хорошие дела»), твою матушку ( «известная содержательница дома терпимости»), твою сестру («соратница Золотой ручки»), твоих братьев («все каторжники»), твоего деда, бабушку, самых отдаленных предков...

Всем достанется «при всей верной оказии» на орехи, всех припомнит тебе «невинный агнец», и ты должен будешь благодарить его, если и ты сам, и все твои родственники до пятого колена включительно окажутся не хуже Марка Твена и всей его родни (см. «Моя родословная» Марка Твена).

Да, лют, чрезвычайно лют в таких случаях кавказский обыватель, безразлично, принадлежит ли он к плеяде славных общественных деятелей или стоит несколькими рангами пониже.

Но и в лютости своей он в последнее время начал соображать, что одними воплями на перекрестках, одним беспардонным и беззастен-чивым охаиванием «злобного газетчика» и всей его настоящей, прошлой и будущей родни далеко не уйдешь и своих грешков не замажешь, что требуется еще более действительное и целесообразное...

И он стал прибегать к суду.

Но прибегать тоже по-кавказски, по-опереточному.

Прежде всего он ужасно любит 1039 статью³1039 статья Свода - имеется в виду Свод законов Российской империи..

«Это не просто клевета, - толкует «невинный агнец» знакомым и незнакомым направо и налево, - это ужасная диффамация⁴Диффамация - опубликование в печати компрометирующих кого-либо сведений.. И я притяну мерзавца за диффамацию».

Когда же оказывается, что притянуть по 1039 статье неудобно и невозможно, он делает вид, что забыл уже «нанесенное оскорбление» и совершенно спокойно «забывает» про суд и прочее (процес-сы владикавказского коммерческого клуба, купца Цизина и пр.).

Маневр, как вы сами понимаете, вполне целесообразный и действительный: пока он кричит, что привлекает подлого газетчика к суду, публика приучается видеть в нем «страдальца», «угнетенную невинность»; к тому же времени, когда он «забывает» про суд, та же публика тоже и уже действительно забывает про разоблаченные его дела.

Другими словами, невинность оказывается соблюденной, капитал – приобретенным.

Случается, однако, что и этого излюбленного фортеля кавказского невинного агнца недостаточно; что volens - nolens ему нужно прибегнуть к суду не на одних только словах, но и на деле.

И вот тогда...

Тогда, увы, кавказский обыватель оказывается в трагическом положении: суд ни за что не хочет признать в нем «угнетенную невинность».

В таком именно трагическом положении очутились в настоящее время владикавказские бр. Зипаловы и грозненский город-ской врач Мартынов.

История их «литературных процессов» очень любопытна, и мы позволим себе остановиться на них (процессах конечно) несколько подробнее.

Братья Зипаловы (Николай и Владимир) - крупнейшие влади-кавказские купцы. Они имеют огромную, доставшуюся им по наследству, торговлю на Александровском проспекте. Торгуют они, между прочим, и учебными пособиями. Товар этот, как вы знаете, ходкий и прибыльный. Но братья Зипаловы сумели еще сделать его прибыльнее того, чем он есть в действительности: им удалось монополизировать эту выгодную торговлю; монополизи-ровать не официально, а фактически (официально существовали во Владикавказе и другие книжные торговли, но фактически последние учебников продавать не могли, - фокус, в разъяснении, кажется, не нуждающийся). И как монополисты, братья Зипаловы охулки на руки не клали: родитель, попадавший в их магазин за учебниками для сына или дочки, уходил «весьма довольный». Продолжалось такое исключительное положение дела довольно долго, и, наконец, на него обратила внимание местная пресса, которая выступила с разоблачением, указав, между прочим на такой факт, что в торговле бр[атьев] Зипаловых даже переделывают на обложках цены (учебник французского языка Шаланда).

Бр[атья] Зипаловы, понятное дело, завопили: «Ложь, клевета, личные счеты...» Воплями, однако, ограничиться в этом случае нельзя было (общественное положение не позволяло), и пришлось обратиться в суд.

В первой инстанции (владикавказский окружной суд) им повезло: редактора приговорили к семидневному тюремному заключению, но во второй инстанции (тифлисская судебная палата) «угнетенную невинность» их не признали: редактор газеты оказался оправданным.

Столь же удачным и трагичным оказался дебют на том же поприще и городового врача г. Грозного Мартынова. Газета разоблачила как-то довольно-таки неприглядный случай из его врачебной практики (г. Мартынов отказался подать помощь отравленным только потому, что они имели дерзость быть очень бед-ными людьми: отравленные умерли). Г. Мартынов, заметьте, даже не названный газетой, вломился в амбицию и притянул редактора к суду. Повторилась та же история, что и с братьями Зипаловыми: в первой инстанции (тот же владикавказский окружной суд) редактора обвинили и приговорили к семидневному заключению, вторая же инстанция (та же тифлисская судебная палата) и здесь не признала «угнетенной невинности» и оправдала редактора.

Да послужат эти два свежих случая должным уроком кавказскому обывателю - «агнцу».

Да убедится и уверится он, что недостаточно только вопить о своей голубиной чистоте и ангельской невинности: необходимо быть на самом деле чистым и невинным.

Иначе...

Иначе каждому предстоит то же, что пришлось отведать теперь непризнанной «угнетенной невинности» - бр[атьям] Зипало-вым и врачу Мартынову.