НАРТЛА! МАЛКЪАР - КЪАРАЧАЙ НАРТ ЭПОС
НАРТЫ! ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ

ПЕРЕВОДЫ

II. ЁРЮЗМЕК И САТАНАЙ

Урызмек принадлежал к простому сословию из фамилии Схуртуковых и был сыном Схуртука. При рождении ему было дано это имя, и рос он между храбрыми нартами. С малых лет он обращал на себя внимание всех, отличаясь всегда в детских играх с своими сверстниками, и нарты всегда при виде его говорили, что из этого юноши выйдет настоящий нарт.

Однажды во время игры с товарищами Урызмек увидел, что все жители нартских селений идут по одному направлению, неся с собой разные съестные припасы: один ведет барана, другой несет копченое мясо, третий — кувшин с напитком и т. п. В особенности же его поразило, когда одна бедная женщина несла в чашке что-то съестное, и за нею бежали оборванные, голодные малютки, ее дети, с плачем крича: «Мама, мы голодны, дай немного!»

Урызмек забыл об игре, оставил своих товарищей, побежал к толпе взрослых и пристал к ним с вопросами: «Куда несут все это? Зачем?» Ото всех он услышал одно и то же, именно, что нарты несут дань своему князю Пуку.

Эти слова произвели на Урызмека глубокое впечатление. Он оставил игры, ходил некоторое время молчаливым и печальным и даже изменился в лице.

На общественные игры, устраиваемые нартами в свободное от джортууулов * время, собирались и нартские дети для упражнения в бегании взапуски, в борьбе между собою, в играх в альчики, в бросании камня и других. Все привыкли видеть на этих играх Урызмека первым между детьми, поэтому отсутствие его было сразу же замечено; начали справляться о причине его отсутствия и опасались, не болен ли он. На расспросы о том, что с ним случилось, Урызмек отвечал так: «У меня нет никакой телесной болезни, но меня смущает то, что храбрые нарты платят дань козлинобородому трусливому Пуку и считают его каким-то божеством». Урызмек выражал свои мысли сперва только между близкими к нему людьми, а потом и в народе. «До тех пор,— говорил он,— пока нарты не прекратят эту постыдную для них дань, я не могу оставаться среди них: сердце мое не может переносить мысли о том, что храбрые нарты подчиняются козлинобородому трусливому Пуку, и я не успокоюсь до тех пор, пока не сделаю нартов свободными».

Родители и родственники Урызмека были сильно перепуганы такими речами его. Они со слезами уговаривали его выкинуть из головы эти мысли, указывая ему на то, что если Пук узнает об этом, то всех их сотрет с лица земли. Но на Урызмека не подействовали ни увещания, ни советы родителей; он остался непреклонен в своем намерении. И вот он собирает однажды нартов и во всеуслышание объявляет им: «Не будь я молодым нартом, если не отрублю голову этому трусливому козлинобородому Пуку, если не сделаю всех нартов свободными и не стану сам во главе их».

Нарты не придали важного значения его словам и думали только о том, какое наказание наложит на них Пук, когда проведает о намерениях Урызмека. Храбрый молодой Урызмек, не обращая ни на что внимания, приступил к исполнению своих замыслов. Прежде всего он явился к отцу своему Схуртуку и сказал: «Отец! Я твердо решился исполнить свои намерения относительно Пука; и не думай уговаривать меня, а лучше подай совет, как мне совершить все мною задуманное: нет у меня ни лошади, ни вооружения».

— Если уж так твердо решился ты на свое предприятие,— сказал Схуртук,— то возьми мою пегую лошадь, скрытую в подземелье; там же в черном сундуке ты найдешь седло с металлическими подпругами и мой меч (сырпын).

Урызмек вывел из подземелья пегого коня, оседлал его и, надев меч сырпын, уехал из дому.

При первом ударе плетью пегий конь три раза поднялся с ним на небо и опустился на землю; Урызмек сидел не шевельнувшись.

Затем он направился по той самой дороге, по которой жители нартских поселений носили Пуку дань. Засев на этой дороге, Урызмек отнимал у проходящих все, что те несли к Пуку, и возвращал их назад в селения, никого не пуская вперед. Бедные нарты, боясь, с одной стороны, Урызмека, с другой — Пука, стали ходить к последнему тайком, окольными дорогами, и донесли ему о том, как молодой Урызмек не пропускает их прямой дорогой и отнимает все, что они несут ему в дань. Нарты в страхе ждали, что всемогущий Пук уничтожит Урызмека каким-нибудь чудом, но, к их удивлению, Пук ничего не сделал с Урызмеком.

Последний продолжал отнимать все, что нарты несли к Пуку, и, собрав своих товарищей, угощал их. Наконец, видя, что Пук не обращает на него внимания, Урызмек решился сам явиться к нему. Подъехав ко дворцу, он грозным голосом стал вызывать Пука.

Когда донесли об этом Пуку, то он притворился больным и велел сказать о том Урызмеку. А этот, услышав такой ответ, направился к дверям со словами: «Если он болен, то я совершенно здоров» — и, войдя прямо в покои, обратился к Пуку с приветствием: «Добрый день, князь наш Пук!»

— Ай кюнюн яман еосу¹Ай кюнюн яман еосу...— Правильно: «Ай, кюнюнг аман болсун».— «Ах, чтоб твой день был недобрым (несчастливым)».) — ответил тот.

При этих словах Урызмек схватился за свой сырпын, чтобы отсечь голову Пуку, но тот успел выпрыгнуть в окно и пустился бежать. Урызмек за ним. Пук, видя, что от Урызмека не укрыться ему на земле, улетел на небо и остался там жить, построив себе стеклянный дворец.

Так как Пук был бог, то он, разгневавшись на нартов, задержал дожди; произошла засуха, хлеба перестали цвести, деревья стояли без листьев, животные не плодились, женщины не рожали. Наступило для нартов тяжелое время, и они стали упрекать молодого Урызмека, говоря ему:

— Вместо добра ты сделал нам одно только зло, рассердив Пука: ну, как мы будем жить теперь? Сам и поправляй теперь беду!

Урызмек был в затруднительном положении, не зная, каким образом поправить дело, и наконец решился обратиться за советом к всеведущей Сатаной²Нарты считали Сатаной ведуньей, т.е. приписывали ей знание прошедшего, настоящего и будущего, и всегда в важных делах искали ее советов..

Он рассказал ей обо всем случившемся, о ропоте нартов и затруднительном своем положении.

Вещая Сатаной дала ему такой совет: чтобы достали пушку, которая хранилась в доме Алиговых, засыпали в нее сорок сапеток пороху, чтобы сам он залез в жерло вместо ядра и чтобы затем из пушки выпалили.

Все это было в точности исполнено: пушка была заряжена, как сказано, но никто не решался выстрелить.

Тогда Сатаной сама взяла горящую головешку и приложила к припалу. Раздался громовой выстрел, и Урызмек полетел на небо. С шумом влетел он в стеклянный дворец Пука и обратился к нему с обычным приветствием:

— Добрый день, князь наш Пук!

— Ай кюнюн яман еосу,— отвечал Пук,— не дал ты мне покою на земле, неужели и на небе не оставишь в покое? Неужели ты хочешь моей крови?.. Что я тебе сделал?

— Мне без тебя было скучно на земле,— сказал Урызмек,— и я пришел побеседовать с тобой о наших храбрых подвигах. Самый славный из совершенных мною подвигов следующий.

Однажды, выехав из дому с целью сразиться с первым же встречным, я наткнулся на сто белых всадников, в белых одеждах и при белых лошадях; сразившись с ними, я убил всех их до одного и, привязав к седлам доспехи убитых, пригнал к себе на двор сто белых лошадей. Расскажи же ты самый замечательный в своей жизни подвиг.

Пуку было не до рассказов: у него сердце замирало, чуя грозу, и он торопливо рассказал:

— Я отправился раз на охоту, встретил сто оленей и убил в один день тоже всех до одного.

Как только Пук кончил свой крошечный рассказ, Урызмек, посмотрев из окна вниз, на землю, с ужасом воскликнул:

— О боже мой! Что это за громадное войско приближается к нартским селениям? Взгляни-ка вниз, на землю, князь наш!

Пук, на этот раз ничего не подозревая, подошел к окну и начал смотреть вниз. А Урызмек только того и ждал: он выхватил свой сырпын и, со всего размаху ударив им Пука в затылок, разом отсек ему голову.

После этого семь недель лился дождь с кровью; на земле опять наступил берекет — довольство: хлеба начали цвести, деревья приносить плоды, животные размножаться, женщины — рожать детей. А Урызмек за свой подвиг был сделан главою нартов, стал общим любимцем и женился на прекрасной, всезнающей княжне Сатаной.