Вторник, 19.03.2024, 09:48

Карачаевцы и балкарцы

Атны туягъы тай басар.
Полезные ссылки
  • Архыз 24Круглосуточный информационный телеканал
  • ЭльбрусоидФонд содействия развитию карачаево-балкарской молодежи
  • КъарачайСайт республиканской газеты «Карачай»
  • ILMU.SU Об аланах, скифах и иных древних народах, оказавших влияние на этногенез народов Северного Кавказа
Последние комментарии
04.01.2024 | 17:10 | Единая символика алан
Тут кто то про черкесов пишет и кипчаков не зная наверняка что черкесы были Кипчаками а адыги рабами кипчаков черкесов.
26.10.2023 | 15:14 | «Сборная команда Балкарии»… в Киргизии
Напишите на электронный адрес amb_76@mail.ru
25.08.2023 | 19:07 | 4. АРИУ САТАНАЙ
Аланская (осетинская) княжна Шатана, выданная за правителя древнеармянского Урарту (3 век до новой эры), в знак примирения после длительной войны, которую вела против армян коалиция кавказских племен, с аланами во главе.
25.08.2023 | 19:03 | 4. АРИУ САТАНАЙ
Далеко прославлена мудростью и красотой прекрасная обур Сатанай-бийче!
25.08.2023 | 10:56 | 13. ЁРЮЗМЕК БЛА ФУКНУ КЮРЕШЛЕРИ
Ёрюзмек - нартланы атасы!
14.08.2023 | 12:16 | 48. СОСУРУК В ИГРЕ С КОЛЕСОМ
Балкарцы и карачаевцы - самые гуманные на всем Кавказе! Только у них Сосрук исцеляется и снова становится первым из нартов!
05.08.2023 | 12:27 | 6. ЁРЮЗМЕКНИ ТУУГЪАНЫ
Нартны бий нарт Ёрюзмек!
05.08.2023 | 12:14 | 6. РОЖДЕНИЕ ЁРЮЗМЕКА
Величественно!
30.06.2023 | 17:54 | КАРАЧАЙ И БАЛКАРИЯ В РУССКО-КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЕ
Некоторые кабардинцы ошибаются утверждая, что Кучук Каншаов и Нашхо Мамишев были кабардинцами. Нет, оба они балкарцы. Потомки Нашхо окабардинились, но самого Нашхо это не делает кабардинцем. Потомки сами свидетельствовали о своём происхождении от таубиев.
17.05.2023 | 08:45 | Единая символика алан
К текмету вы не имеете ни малейшего отношения...

Статьи

Главная » Статьи » История » Прочее

«Мы пришли из Маджар»: факт или вымысел?

 

«Мы пришли из Маджар»: факт или вымысел?

Батчаев В. М.

Настоящая работа представляет опыт исторического анализа чрезвычайно популярного до недавнего прошлого цикла преданий, который с полным основанием можно назвать маджарским циклом. Предания дифференцируются на два основных варианта, рассматриваемых здесь под условными наименованиями этногенетического (о пришествии какой-то части предков народа из местности Маджар) и генеалогического (о маджарцах Басиате и Бадиляте как основателях феодальных династий). Первый вариант был известен в четырех национальных версиях:дигорской, балкарской,карачаевской и кабардинской; второй же зафиксирован только в Дигории и Бал- карии. В основу данной публикации легли главным образом балкаро-карачаевские материалы, что, конечно, не означает анализ их в полном отрыве от иных национальных версий1.

К сожалению, в подавляющем большинстве случаев нам приходится иметь дело не с документальными записями преданий, а лишь с лаконичным пересказом, и это значительно затрудняет их интерпретацию. Особенно кратки передачи этногенетического варианта, зачастую состоящие из одного-двух предложений. Например, балкарская версия: «В отдаленные времена пришли в эти места предки нынешних балкарцев, по народному преданию, из Маджар./.../ Пришельцы стали теснить туземцев» 2; карачаевская: «Они считают, что «покинули Маджары для того, чтобы занять свое теперешнее местожительство, до прихода черкесов в Кабарду» 3; кабардинская: «по преданиям известно, что некоторые из маджар соединились с нашими предками» 4; дигорская: «Обсуждая вопрос, по поводу которого мы собрались, старший из вождей взял слово и объявил в присутствии коменданта (Нальчика) и всего остального общества, что 5 племен — дигорцы, балкарцы, хулиамы, бизинги и оруспиэ — являются истинными потомками мадьяр; эти 5 племен... все вместе называются мадьярами; они известны как таковые всем жителям Кавказа и даже русским...» 5.

По сравнению с приведенными пересказами генеалогический вариант даже в самом сжатом изложении выглядит уже как довольно обстоятельное повествование. Известен он был, как отмечалось, только у балкарцев и дигорцев. В общих чертах, суть балкарской версии сводится к следующему. Много столетий назад, когда еще «кабардинцы не пользовались... тем влиянием, которое они приобрели впоследствии»6, из местности Маджар, расположенной в плоскостном Предкавказье, пришли в горы предки балкарцев, называемые в предании маджа- рами. Эта миграция встретила противодействие местного населения—«дигорцев» (вариант: «осетин», «сванов»). Борьба еще не была закончена, когда из тех же Маджар вверх по течению Терека направились двое сыновей местного вельможи (в некоторых вариантах — сыновья золотоордынского хана Джанибека) —братья Басиат и Бадилят. Оба были вооружены огнестрельным оружием и оба ехали верхом: старший, Басиат — на муле; младший Бадилят - на коне Через некоторое время Басиат пересел на коня, а Бадилят на мула, и так они въехали в Балкарию. Басиата, сидевшего на коне, маджарцы приняли за старшего и оказали ему больше уважения. Это задело самолюбие Бадилята, и потому, не задерживаясь здесь, он направился в Дигорию, где и был принят с должным почетом.

Посредством огнестрельного оружия, о котором горцы не имели тогда понятия, Басиат помогает маджарцам покорить дигорцев (которые населяли тогда не только современную Дигорию, но и территорию Бал- карии), и те признают его своим князем. От него ведут свое происхождение балкарские феодалы Абаевы, Жанхотовы, Айдебуловы и Шахановы7.

Почти во всех балкарских версиях этого варианта аборигены - дигорцы противопоставляются пришельцам по признаку социальному (у дигорцев «демократический» строй, у маджарцев — феодальный), вероисповедания (дигорцы либо язычники, либо христиане; пришельцы — прежде всего братья Басиат и Бадилят — мусульмане), этническому (аборигены — это преимущественно дигорцы иногда вместе с определенной группой сванов; об этнической принадлежности маджарцев прямо не говорится, но само наименование их «предками балкарцев» может быть воспринято как косвенное указание на их тюркоязычность).

В ряде записей можно встретить отклонения вариационного характера. Например, маджарцев (а иногда и братьев) приводит в горы некий Мисака, покорив до этого дигорцев; братья появляются в горах не вдвоем, а вместе с дружиной (или слугами); направляются они сначала не в Балкарию, а в Дигорию, где в роли обойденного вниманием оказывается Басиат, и т. д. и т. п.

В истории кавказской фольклористики трудно назвать какой-либо другой случай, когда попытки интерпретации предания были бы связаны со столь многочисленными недоразумениями и курьезами, а однажды возникшие ошибки — столь живучими; без преувеличений можно сказать, что в этом отношении предания маджарского цикла побили все мыслимые и немыслимые рекорды. Чего стоят хотя бы недоразумения, постоянно возникавшие из-за одного только созвучия понятий маджары (пришельцы из города Маджар на Северном Кавказе) и мадьяры (венгры). Например, венгерский ученый Жан-Шарль де Бесс, прибывший на Кавказ в 1829 году, был в восторге от встречи со своими «земляками» — карачаевцами («маджарцами»), тем более, что целью его поездки были как раз поиски следов пребывания здесь венгров в эпоху средневековья. Но «земляки» повели себя по меньшей мере странно: называя высокого гостя «карындаш» (брат) и пожимая ему руку при каждой встрече, они вместе с тем вежливо и упорно «отрицали, что мы суть соотечественники», заверяя в том, «что они вовсе не принадлежат к племени древних мадьяр» 8.

Поскольку объем статьи исключает доскональный историографический обзор, я ограничусь лишь констатацией некоторых наиболее существенных моментов, относящихся к балкарской версии предания.

Характеризуя состояние вопроса на сегодняшний день, отмечу, что большинство исследователей (хотя и не все) отрицает какую бы то ни было связь предания с исторической действительностью. Показательно, что на Всесоюзной научной сессии по проблеме этногенеза балкарцев и карачаевцев9, вопрос о маджарцах даже не ставился, хотя на той же сессии зачастую весьма оживленно дискутировались заведомо абсурдные тезисы (например, о пришествии балкаро-карачаевцев из Крыма, и пр.). В значительной мере (если не целиком) такое обстоятельство предопределено уже теми исходными посылками, которыми руководствовались исследователи в подходе к «маджарской» тематике.

Во-первых, почти с самого же начала предания маджарского цикла почему-то стали рассматриваться исследователями не как этногенетическое, а только как феодально-генеалогические. Одна из ранних записей так и озаглавлена: «Предание о происхождении балкарских таубиев»10. Впоследствии такое понимание стало традиционным, а поскольку феодальная генеалогия на поверку чаще всего оказывается вымыслом, то и в данном случае авторы обобщающей работы по истории Балкарии вполне уверенно сочли предания выдумкой «об инонациональном происхождении» князей, «сочиненной феодальной верхушкой» цля того, чтобы «выделиться из общей массы соплеменников и идеологически обосновать свое превосходство»11.

Во-вторых, встречающиеся в предании топоним Маджар и этноним маджары обнаруживают столь близкое фонетическое сходство с этнонимом мадьяр (венгр), что идентичность этих понятий зачастую считалась чем-то само собой разумеющимся. Доходило до того, что авторы записей — европейские исследователи, а вслед за ними даже представители нарождающейся национальной интеллигенции — не считали нужным придерживаться транскрипции оригинала. Например, цитированное выше заявление дигорского «вождя» о том, что дигорцы и балкарцы «являются истинными потомками мадъяр» было опубликовано в заведомо искаженной транскрипции: вместо «потомки маджар» напечатано «потомки мадъяр». Не избежал этой ошибки и Мисост Абаев, по словам которого «Басият и Бадилят прибыли на Кавказ из Венгрии» 12. А поскольку несостоятельность теории «венгерского» происхождения дигорцев и балкаро-карачаевцев была достаточно очевидна даже и для кавказоведов прошлого столетия, то маджарский цикл преданий так и не стал предметом сколько-нибудь серьезного научного анализа, — во всяком случае на балкаро-карачаевских материалах.

Наконец, в-третьих, в местности Маджар — в тех случаях, когда этот топоним не путают с этнонимом мадъяр — исследователи до сегодняшнего дня склонны видеть только один конкретный пункт — золотоордынский город Маджар, остатки которого сохранились на берегу реки Кумы, недалеко от впадения в нее р. Мокрой Буйволы, на месте нынешнего города Буденновска. Подобной — на мой взгляд не совсем верной — идентификацией были вызваны даже попытки проверить достоверность предания на конкретном научном материале. В 1967 году антропологом В. П. Алексеевым была исследована краниологическая серия XIV—XVBB. ИЗ Маджар на предмет возможной связи ее с данными по антропологии балкарцев и карачаевцев. Различие сопоставляемого материала привело автора к заключению об отсутствии в маджарском цикле преданий достоверной исторической информации 13.

Но наряду с рассмотренными выше известны и другие точки зрения, предполагающие наличие «рационального зерна» если не во всем содержании преданий, то хотя бы в отдельных эпизодах или реалиях.

Так, Н. Г. Волкова считает вполне вероятной воз-можность миграции в горы определенной группы мад- жарцев, исходя из того, что основным населением Маджар были половцы, а участие последних в этногенезе балкарцев и карачаевцев доказано научно 14. При этом автор допускает ту же ошибку, что и В. П. Алексеев: легендарные Маджары отождествляются ею только с Маджарами на р. Куме. Другой автор, А. В. Гадло, находит неслучайным созвучие имени одного из персонажей предания — Мисаки, с этнонимом массагеты. На предмет такой же связи сопоставляются им антропоним Басиат с этнонимом овсы, осы и гидронимом Баксан 15. В. М. Ата- ликов в Басиате склонен видеть Баяна — одного из сыновей болгарского хана Кубрата 16. По А. И. Мусукаеву балкарское предание о Малкаре, Мисаке, Басиате и Бадиляте отражает три этапа этнической истории балкарцев: кавкасионский (субстратный), аланский и тюркский 17. Наибольшее число возможных вариантов идентификации выдвинуто И. М. Мизиевым. По предположениям автора, Басиат и Бадилят — это либо «легендарные внуки волчицы — родоначальницы многих тюркских племен», либо гуннские предводители Басих и Курсих, либо два варианта одного имени — упоминавшегося уже Баяна; возможно также, что имя одного из братьев, Бадилята, происходит от тюркского будун — «народ»18.

Все эти построения представляются мне слабо аргументированными. Общеизвестно, что в этногенетических преданиях сравнительно полно фиксируются лишь факты, относящиеся главным образом к завершающей стадии этногенеза19. А эта стадия в формировании дигорцев и балкаро-карачаевцев приходится ко времени никак не ранее XVI—XV вв. Возводя родословную Мисаки, Басиата и Бадилята к эпохе массагетов, гуннов, древних тюрок и т. д., авторы явно переоценивают возможности «коллективной памяти». Ничего не дают для решения вопроса такие сомнительные созвучия, как, например, Басиат и овсы, осы, или же Басиат — Бадилят и Басих - Курсих. Ошибочна мысль о наличии монгольского суф фикса «ат» в титулаторе басиат-бадилат; если это и действительно показатель множественности (как полагает И. М. Мизиев) 20, то уж никак не монгольский, а заведомо аланоосетинский. Отмечу, наконец, и то, что ни один из указанных авторов не счел нужным обратить внимание на главное обстоятельство — на то, что буквально во всех вариантах и национальных версиях предания братья Басиат и Бадилят вместе со своими подданными — «маджарцами» фигурируют как выходцы из Маджар, а время действия прямо или косвенно приурочено к золотоордынской эпохе.

При наличии принципиальных расхождений с указан ными авторами по частным вопросам, я целиком и полностью разделяю их точку зрения о том, что в основе преданий маджарского цикла лежит вполне реальный исторический факт. Такое убеждение основано на том, что ни одна из трех приведенных выше посылок, которыми руководствуются сторонники «неисторичности» преданий, не выдерживает мало-мальски серьезной критики, и в целом маджарские предания прекрасно согласуются с результатами новейших изысканий в области этнической и социальной истории края.

Действительно, о каком, собственно, «инонациональном происхождении» балкарских князей и о стремлении их «выделиться из общей массы соплеменников» может идет речь, если предки тех и других фигурируют в предании как мусульмане — маджарцы с общим языком, социальной структурой феодального типа, и проявляют при этом трогательную солидарность в борьбе с христианами-дигорцами с их «демократическим» строем? Правда, уже сам факт наличия феодально-генеалогического варианта как будто бы действительно указывает на наметившуюся тенденцию «обособления» знати. Но тенденция эта зашла пока еще вовсе не настолько далеко, чтобы лишить балкарских князей и их подданных общего для них «знаменателя» — маджарской прародины.

Далее, о понятиях маджар и мадьяр. Вопреки укоренившимся представителям, в них нет совершенно ничего общего, кроме фонетической близости. Ошибочность их отождествления отмечалась некоторыми исследователями еще в прошлом веке21. Но как это ни странно, еще и сегодня отголоски былой славы знаменитых «маджар- ских» сабель воспринимаются порой как свидетельство имевшего когда-то место импорта венгерского оружия на Северный Кавказ22. Следуя такой установке, нетрудно прийти к заключению, что столь же широкой популярностью пользовались в этом регионе и венгерские телеги, ибо одна из их разновидностей называлась у донских казаков мажара («Кони тянут скрипучую мажару, качают дышло» (М. Шолохов «Тихий Дон»),

Наконец, столь же сомнительна и третья установка, предполагающая идентификацию легендарных Маджар только с одним конкретным пунктом. Ведь еще Клапротом было отмечено, что Маджарами горцы называют почти всякое заброшенное городище 23, а в наибольшем количестве последние были известны тогда не в Прикумских степях и не в высокогорье, а в предгорьях Кавказа. В подавляющем своем большинстве они относятся к аланской эпохе.

Достоверно установлено, например, что до недавнего времени Маджарами население называло такие заведомо аланские городища, как Верхний Джулат (или Татартуп) близ Эльхотова, а также Нижний Джулат близ г. Майского и др. 24. А потому отождествление фигурирующего в предании города (или городов) Маджары с аланскими городищами Центрального Предкавказья, связь которых с этнической историей края совершенно бесспорна, представляется не только допустимым, но, пожалуй, даже и предпочтительным. И хотя, как мы увидим ниже, указанное обстоятельство само по себе еще не снижает значимости Прикумских Маджар в интересующем нас плане, все же ясно, что добытые здесь краниологические серии не могут играть решающей роли в вопросе об историчности преданий.

Таким образом, традиционная установка на «неисторичность» маджарского цикла преданий, по всей вероятности, ошибочна, и это как будто позволяет более уверенно ставить вопрос о перспективах их исторической интерпретации.

Прежде всего, кто такие маджарцы? Однозначно ответить на этот вопрос трудно; очевидно, на различных этапах северокавказской истории конкретное содержание этнонима могло существенно варьировать. В средневековых источниках топоним Маджар относится только к Прикумским Маджарам. Но те же источники в числе покоренных монголами народов неоднократно упоминают загадочное «племя маджар» 25. В данном случае прямая взаимосвязь топонима и этнонима не вызывает особых сомнений, независимо от того, получил ли город свое название от наименования племени, или наоборот. Тем самым решается, кстати, и вопрос о локализации этого племени: оно могло обитать только в бассейне реки Кумы, на степных пространствах Маджарской округи. Судя по последним данным, город был основан не в XIII—XIV вв. (как считалось ранее), а в предмонгольское время, приблизительно в XI—XII вв. 26. Но именно на это время приходится, как мы знаем, и появление на данной территории половецких каменных изваяний, которые устанавливались кочевниками только в местах своего более или менее постоянного пребывания 27. Счесть такое совпадение чем-то случайным совершенно невозможно. Думается, есть веские основания полагать, что «маджарцы» средневековых хроник — это одно из половецких племен (конкретнее — предкавказские половцы) 28.

Вопрос об определенной роли половцев в этнической истории осетин ставился неоднократно 29, а в отношении балкаро-карачаевцев это твердо установленный факт 30. Поэтому факт бытования в горском фольклоре сюжета о пришествии маджарцев вроде бы вполне закономерен. Из этого, однако, вовсе не следует, будто половцы-маджарцы письменных источников в этническом плане целиком и полностью идентичны с маджарцами рассматриваемых преданий. Совокупность имеющихся на сегодняшний день письменных и археолого-этнографических источников приводит к заключению, что вопрос о конкретной этнической принадлежности легендарных маджарцев куда сложнее, чем это может показаться на первый взгляд.

Как отмечено выше, в известных письменных источниках домонгольского (да и монгольского) времени нет ни одного упоминания об аланских городах с названием Маджар, равно как нет и упоминаний о принадлежности «племени маджар» к кругу адыгского или аланского этноса. Но с другой стороны, по данным кабардинской версии предания, с переселением кабардинцев на современную территорию — т. е. в равнинную Аланию — часть маджарцев была ассимилирована пришельцами 31. Переселение кабардинцев имело место в конце XIV — начале XV вв. 32 и никоим образом не затронуло район При- кумских Маджар. Если же добавить, что по свидетельствам некоторых других версий и вариантов предания остальная часть маджарцев была оттеснена в горы33, то правомерность отождествления легендарных Маджар с аланскими городищами предгорной зоны (откуда миграция населения в горы во все исторические эпохи была частым явлением) становится еще более вероятной.

Указанное противоречие представляется возможным объяснить лишь тем, что в Золотоордынскую эпоху какая-то часть предкавказских половцев-маджарцев расселилась на территории равнинной Алании. В хрониках той эпохи это событие не получило, да едва ли и могло получить.заметный резонанс. В лучшем случае мы можем рассчитывать на косвенное отражение сложившейся ситуации, и такое отражение действительно имеется (см. ниже). Но если в масштабах огромной империи Джучидов перемещение отдельных групп на какую-нибудь сотню километров не представляло собой ничего особенно примечательного, то совсем иными категориями соизмеряли его значимость горцы, не говоря уже об остатках прежнего аланского населения предгорий. Как бы то ни было, а еще во времена Клапрота (начало XIX века) почти любое заброшенное городище на территории бывшей Алании горцы продолжали именовать Маджарами 34 и такое обобщение само по себе достаточно показательно.

Здесь мы сталкиваемся с необходимостью более конкретно рассмотреть вопрос об этническом составе равнинной Алании во второй половине XIII—XIX вв. Хотя состояние источниковой базы исключает детальную характеристику этнической ситуации, все же с полной уверенностью можно сказать, что однозначное решение поставленного вопроса едва ли возможно.

В первую очередь, конечно, необходимо иметь в виду прежнее аланское население. В результате интенсивных военных действий начала XIII века численность его катастрофически сократилась, но то, что часть его все же уцелела от монгольских погромов, подтверждается данными палеоантропологии 35 и таким надежным этническим индикатором, каковым всегда считалась керамика 36.

Но вот в 1973 году Э. В. Ртвеладзе, исходя из анализа письменных и археологических источников, пришел к выводу о наличии в аланских городах также и элементов половецкого этноса 37. Причем особого внимания заслуживает то обстоятельство, что это подтверждается и краниологическими сериями из таких аланских городищ, как Хамидиевское, Нижне-Джулатское, Кызбурунское 38.

Таким образом, факт инфильтрации половцев в Аланию совершенно неоспорим. При всем том число оседлых половцев-горожан, надо полагать, было не особо велико по сравнению с их кочевыми сородичами, вытесненными монголами на периферию Предкавказской степи. Последнее документируется, в частности, источником середины XIV века: в 1347 году митрополит Аланский Лаврентий мотивировал свои возражения против восстановления самостоятельной Аланской епархии тем, что «народ ее ведет пастушеский образ жизни» 39. Я. А. и Г. С. Федоровы сочли этот документ свидетельством перехода алан к «отгонному, а может быть и к полукочевому скотоводству»40. С этим невозможно согласиться хотя бы потому, что отгонное скотоводство существовало на Северном Кавказе по меньшей мере с кобанской эпохи 41, и в последующем оно ничуть не помешало учреждению Аланской епархии. Переход же алан к полукочевому скотоводству при наличии у них тысячелетней традиции оседлоземледельческого хозяйства представляется невероятным и никак не мотивированным. Ясно, что под «пастушеским образом жизни» в послании Лаврентия имеется в виду сугубо кочевой образ жизни, и что кочевниками в данном случае могли быть только половцы-маджары.

Замечу, что об оседлой части населения, то есть собственно аланах, Лаврентий не упоминает вообще. Следовательно, по своей численности кочевники превосходили не только оседлых половцев, но и алан. В данном случае такое соотношение интересно не само по себе, а в связи с предполагаемыми им этнокультурными процессами. Известно, что распространенное положение об устойчивости этноса против ассимиляционного воздействия далеко не универсально; не менее часты явления, когда у национальных меньшинств уже с третьего поколения начинается переход на язык численно доминиру-ющего этноса 42. Последнее наглядно подтверждается хотя бы на примере монголов, ассимилированных по-ловцами уже к исходу XIII столетия. Но коль скоро ассимиляции подверглись даже завоеватели-монголы, составлявшие привилегированную, а следовательно и обособленную часть золотоордынского населения, то тем больше оснований предполагать подобные изменения в отношении плоскостных алан. Мне кажется, что вопреки встречающемуся порой мнению, нет никакой путаницы в сообщении Абул-Феды, называющего алан и асов тюрками 43; необходимо лишь уточнить, что речь здесь идет именно о плоскостных аланах XIV века. Закономерны в этом аспекте и свидетельства путешественников того времени, будто проповеди в христианских и мусуль-манских храмах Алании ведутся только на «татарском» (половецком) языке44.

Но коль скоро прежнее ираноязычное население страны оказалось ассимилированным половцами-маджарцами, то из этого вполне закономерно вытекает и факт перенесения на него этнонима «маджар»; в устной традиции осетин тюркоязычность появившихся в Дигории маджарцев констатируется совершенно недвусмысленно45. Четко отделяет их от ираноязычных аборигенов края и балкаро-карачаевская версия предания.

Разумеется, сказанное вовсе не означает всеобщую и окончательную тюркизацию алан. Более чем вероятно, что среди отдельных групп населения аланская речь сохранялась в качестве не только второго («домашнего:») языка, но, быть может, и единственного. Но в общей картине этнолингвистических процессов это почти ничего не меняет. И одним из основополагающих тезисов на-стоящей работы является как раз то, что именно эту оседлую часть населения плоскостной Алании XIV века тюркскую по языку, но преимущественно аланскую но происхождению — склонен видеть автор в так называемых «маджарцах» рассматриваемого цикла преданий.

С появлением здесь кабардинцев (начало XV в.) часть их действительно растворилась в адыгской среде, остальные отступили в горы 46,— обстоятельство, согласующееся со всеми национальными версиями предания. Столь же близко фольклорная экспедиция соответствует выводу антрополога В. П. Алексеева о балкаро-карачаевцах как тюрках по языку (но не происхождению) 47, а вместе выдвинутому в последние годы предположению о миграции в горы их тюркоязычных предков не в 1222 году (как принято считать), а в начале XV века из городищ равнинной Алании 48.

По сути дела такую миграцию следовало счесть воссоединением двух групп одного и того же (аланского) этноса. Но поскольку к моменту воссоединения у них уже наметились существенные различия в языке (и некоторых элементах культуры), то противопоставление в балкарской версии предания тюркоязычных алано-маджарцев ираноязычным аборигенам алано-дигорцам вполне понятно. (Кстати, здесь мы имеем возможность констатировать еще одно совпадение: фольклорная версия об аборигенах Балкарии как о части алан, именовавшихся дигорцами, совпадает с данными письменных источников, локализующих раннесредневековых дигорцев не только в современной Дигории, но и на территории Балкарии49). Противопоставления их по социальному принципу я коснусь ниже. А пока отмечу, что не менее оправдано и акцентируемо в предании различие дигорцев и маджарцев по их религиозной принадлежности, так как государственной религией Золотой Орды (куда входила равнинная Алания) действительно был ислам, а запертые в горах аланы продолжали придерживаться своих традиционных полухристианских-полуязыческих верований.

Если в Балкарии с приходом маджарцев возобладала тюркская речь, то в Дигории пришельцы, надо полагать, оказались в меньшинстве. Несмотря на это возврат их к своему изначальному аланскому языку произошел далеко не сразу. «Тюркский» этап этнической истории оставил заметный след не только в топонимике края 50, но, как мне представляется, даже в наименовании этой части Осетии вообще. Я имею в виду старое название Дигории: Сафири-ком. Не исключено, что «сафири» осетинская переогласовка сванского «савиар», означающего «горцы», и относящегося ныне только к балкарцам. Говоря проще, это сванская калька с балкарского самоназвания «таулу» («горец») 51 и, вопреки распро-страненному мнению, никакого отношения к древним гуннам-савирам не имеет. Такая интерпретация (если она верна), конечно, не предполагает факт расселения собственно балкарцев в горах Дигории. Дело в том, что само понятие таулу — «горец» могло возникнуть, как считают лингвисты, в тот промежуточный этап, когда основная масса тюркоязычных предков балкарцев (в данном случае это «маджарцы» — общие предки дигорцев и балкарцев) еще оставалась на равнине, но какая-то часть их уже стала проникать в горы и, следовательно, возникла необходимость терминологически дифференцировать две группы одного этноса по ландшафтно-географическому признаку 52.

Вообще, говоря об отражении рассматриваемых событий в устной традиции, очевидно, следует иметь в виду не только маджарский цикл преданий. Необходимо учесть, что характерной особенностью фольклора всегда было явление контаминации, когда имя одного народа со временем может быть вытеснено другим этнонимом. Особый интерес в этом плане представляют распространенные до недавнего прошлого осетинские предания о переселении на территорию Дигории ногайцев53. Поскольку осетинские и кабардинские предания единодушны в том, что «ногайцы» покинули предгорья «с приходом кабардинцев» 54, то речь здесь идет, конечно же, не о ногайцах в собственном смысле слова (ногайцы, будучи кочевниками, отступили бы не в горы, а в степи Предкавказья), а скорее всего о «маджарцах». Последующее превращение их в «ногайцев», возможно, имеет ассоциативную основу: и те, и другие — жители равнины с языком западнокипчакской группы тюркской семьи языков. Г. А. Кокиев не видел оснований сомневаться в реальности «ногайской» миграции, и, кстати, рассматривая его в аспекте балкаро-карачаевского этногенеза, приурочивал миграцию как раз к интересующему нас времени. Интересна (и, думается, вполне правомерна) мысль автора, что пришельцы проникли во все ущелья от верховьев Баксана до Дигории включительно, и что на территории Дигории они впоследствии перешли на осетинскую речь 55. Единственной ошибкой Г. А. Кокиева можно счесть лишь то, что по его мнению это действительно были ногайцы. Слишком прямолинейно воспринимают этот этноним и некоторые современные исследователи, полагая, что отсутствие монголоидности в антропологическом материале из «ногайских кладбищ» Осетии свидетельствует о недостоверности фольклорных данных 56. Вероятнее всего, дело обстоит как раз наоборот: европеоидный облик погребенных позволяет видеть в них отюреченных алан-маджарцев, а локализация «ногайских кладбищ» преимущественно в Дигории помогает понять, почему в число «истинных маджарцев» дигорский «вождь» не счел возможным включить осетин-иранцев.

Таковы некоторые соображения, наводящие на мысль, что содержание этногенетического варианта преданий маджарского цикла соответствует исторической действительности.

Что касается генеалогического варианта, то на данной стадии его изученности я бы предпочел обойти вопрос, возникающий здесь в первую очередь — вопрос о реальности главных персонажей, Басиата и Бадилята. Ограничусь констатацией заведомо вымышленного характера таких подробностей, как, скажем, принадлежность братьев к династии Чингизидов, причина появления их в горах («соскучившись жить в своей стране»), анекдот с мулом и лошадью и т. д.

Более актуальным (и перспективным) представляется анализ предания в аспекте социальной истории Балкарии и Дигории. Мы уже видели, что братья предстают в нем не просто как родоначальники конкретных феодальных династий: с ними и их подданными-маджарцами предание связывает утверждение феодализма как социальной формации вообще. В свете традиционных установок в самом подходе к проблеме так называемого горского феодализма фольклорная версия о происхождении этой формации выглядит по меньшей мере тенденциозной. Но в данном случае, учитывая специфику жанра, важно не путать форму с содержанием. Одно дело — свести процесс феодализации к анекдотическим похождениям братьев-чинги- зидов; другое — видеть во всей этой истории «беллетризированный» по форме тезис об экзогенности горского феодализма. Последнее представляется единственно возможным. Закономерно, что фольклорная трактовка социогенеза целиком и полностью согласуется с новейшими изысканиями по социальной истории горцев: «В силу законов внутреннего развития и ограниченности хозяйственных возможностей гор, там не происходили радикальные социальные сдвиги, которые способствовали бы процессу внутренней феодализации региона» 57.

Ни осетинский, ни балкаро-карачаевский феодализм нельзя счесть исключением из этого правила. По всей вероятности, на данной территории феодальные отношения сформировались не в итоге «автохтонного» изолированного развития этнического субстрата, а скорее вследствие этносимбиоза, смешения отдельных групп тюрок и иранцев с аборигенами, социально «подготовленными» к феодализму давно сложившимся у них имущественным неравенством 58. И первые фазы этого процесса приходятся еще на домонгольский период аланской истории.

Становление раннефеодальных отношений в Алании принято датировать в пределах VIII—IX вв., причем, судя по археологическим данным, этот процесс в той или иной мере коснулся и некоторых горных районов, где к тому времени обитала какая-то часть алан 59.Число их резко возросло в начале XIII века за счет беженцев из равнинной Алании, и на первый взгляд это как будто бы должно было стимулировать углубление наметившейся тенденции. Но тем не менее полное и окончательное утверждение новой исторической формации предание связывает не с этим колонизационным потоком, а с маджарцами-пришельцами начала XV века. Я склонен считать, что в данном случае устная традиция отражает истинное положение вещей достаточно объективно. Политическая и экологическая ситуация XIII века неизбежно должна была свести на нет позитивные сдвиги, которые наметились тогда в высокогорной зоне края: с одной стороны, плотность населения неимоверно возросла вследствие притока беженцев, а с другой — высокогорные пастбищные угодья, недостаточные для годового производственного цикла даже и при «нормальной» плотности населения, оказались теперь единственной материальной базой основополагающей отрасли экономики — животноводства. Дело в том, что убедившись в неприступности горных ущелий, где аланы продолжали войну партизанскими методами, монголы попросту блокировали их, лишив горцев доступа к зимним пастбищам на равнине. Ситуация сложилась более чем экстремальная, когда весь комплекс насущных проблем сводился к элементарному выживанию.

Не будет преувеличением считать, что в этих условиях для подрыва экономической базы социального статуса горца-феодала было достаточно каких-нибудь 9—10 лет. А между тем блокада длилась значительно дольше. В 1254 году — спустя 15 лет после трагических событий на равнине - Рубрук имел возможность констатировать: «Аланы на этих горах все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор...» 60. Кажется, героическое опротивление горцев не удалось сломить и в последующие десятилетия, коль скоро оно спорадически возобновлялось даже в предгорьях (восстание в Дедякове в 1278 году). Разумеется эта временная отсрочка чужеземного порабощения была куплена дорогой ценой — не только тысячами человеческих жизней, но и неуклонной деградацией производственных отношений, оживлением традиций патриархально-родового прошлого. Правда, много позже, уже после знаменитой битвы на Тереке в 1395 году, когда всю силу удара Тамерлан обрушил на горцев, и исследователи вполне справедливо рассматривают это как следствие союза горных алан с Тохтамышем. Говоря иначе, со временем горная зона Центрального Кавказа все же вошла в состав Золотой Орды, и не исключено, что эта акция была скреплена определенным компромиссом в вопросе о зимних пастбищах. Но наивно было бы думать, что тем самым удалось в кратчайшие сроки наверстать потери в сфере социального развития.

Совершенно очевидно, что последующая «реанимация» горского феодализма была возможна лишь при наличии двух основных условий:

а)       приток новой волны поселенцев с социальной структурой феодального типа;

б)      сохранение интенсивных экономических связей с равниной.

А наиболее полно этим условиям могли соответ-ствовать только те этносоциальные и политические процессы, которые прямо или косвенно подразумеваются в рассмотренных здесь преданиях маджарского цикла, и которые имели место на Центральном Кавказе после событий конца XIV — начала XV вв.: массовая миграция отюреченных алан («маджарцев») в горы, смешение их с местным населением, и право выгона скота на зимние пастбища Кабарды, оплаченное системой вассальных и даннических связей с кабардинской знатью. Быть может, такое сопоставление покажется несколько прямолинейным, но не лишне обратить внимание, что во всей высокогорной зоне Кавказа от Чечено-Ингушетии до Карачая наиболее высокого развития раннефеодальные отношения достигли преимущественно у дигорцев и балкарцев61 — у народов, которые, по словам неоднократно упоминавшегося дигорского «вождя», в качестве «истинных маджарцев» были известны «даже русским». В свете приведенных выше фактов такое совпадение трудно счесть чем-то случайным.

Возможно, что для исчерпывающей аргументации историчности маджарских преданий изложенных соображений и недостаточно. Но несостоятельность скептицизма в вопросе об их «разрешающей способности» как фольклорного источника все же очевидна. «Если исходить только из материалов, которые мне доступны,— писал Л. И. Лавров,— то, кажется, можно склониться к выводу, что фольклор способен сохранить память о событиях и исторических деятелях не дольше 300 лет. /.../. Поэтому, когда ищут в фольклоре ответ на вопрос: откуда в XIII или XIV вв. пришли предки карачаевцев и балкарцев, то это неправомочно, так как в этом случае фольклор уводит исследователя в фантастические области» 62.

Такое заключение представляется не бесспорным. Вероятно, в каждом конкретном случае это зависит от целого ряда объективных и субъективных факторов, перечислять которые здесь нет ни возможности, ни необходимости. Напомню лишь, что например, в русских былинах в той или иной (свойственной этому жанру) форме сохранились воспоминания о событиях еще большей давности, чем «маджарские», а в Средней Азии — даже о временах арабского завоевания 63. В представлениях горцев Центрального Кавказа, на протяжении многих столетий изолированных от внешнего мира (находившихся, по выражению В. И. Ленина, в стороне от истории), заурядный грабительский набег был уже таким событием, о котором слагали песни. И кажется просто невероятным, чтобы они могли не запечатлеть в своей памяти события, явившиеся качественно новым этапом в их социальной и. этнической истории, тем более, что XV-й век время исторически не столь уж и отдаленное.

 

Примечания

1 Осетинская национальная версия преданий маджарского цикла рассматривается в статье сотрудника СОНИИ Ф. X. Гутнова «Бадел генеалогических преданий осетин» (в печати).

2 Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабар- ды.// BE., IV, СПб., 1884, с. 553—554.

3 Клапрот Г. Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807 — 1808 гг.// АБКИЕА, Нальчик, 1974, с. 245.

4 Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа. Нальчик, 1982. с. 43.

5 Бесс де Ж. Путешествие в Крым, на Кавказ, в Грузию, Армению, Малую Азию и Константинополь.// ОГРИП, Орджоникидзе, 1967. 222.

6 Ланге Б. А. Балкария и балкарцы.//Газета «Кавказ», Тифлис, 1903, № 283.

7 Клапрот Г. Ю. Указ, раб., с. 245; Бесс де  Ж. Указ, раб., с. 222; Бларамберг И. Ф. Историческое, топографическое, стати стическое, этнографическое и военное описание Кавказа.//АБКИЕА, с. 421, 429; Миллер В., Ковалевский М. Указ, раб., с. 553—554; Миллер В. Ф. Осетинские этюды, ч. 3, М., 1887, с. 104; его же //Терская область. Археологические экскурсии. // МАК, 1., 1888, с. 73; Туль чинский Н. П. Маленький фельетон.//Газ. «Казбек», Владикавказ, 1899, № 563; его же. Поэмы, легенды, песни, сказки и пословицы горских татар Нальчикского округа Терской области.// КБФДЗП, Нальчик, 1983. с. 271—272; Ланге Б. А. Указ, раб.; Мерцбахер Г. К этнографии обитателей Кавказских Альп. // ИКОРГО, XVIII, 2, Тифлис. 1906. с. 99; Абаев М. Балкария. Исторический очерк.// Азаматов К I . Хутуев X. И. Мисост Абаев. Нальчик, 1980, с. 93—94.

8 Бесс де Ж. Указ, раб.,//АБКИЕА, с. 330—331.

9 Сб. «О происхождении балкарцев и карачаевцев». Нальчик

1960.

10 Тульчинский Н. П. Предание о происхождении балкарских таубиев.// КБФДЗП., Нальчик, 1983, с. 271—272.

11 Кол. авт. Очерки истории балкарского народа. Нальчик, 1961, с. 31.

12 Абаев М. Указ, раб., с. 94.

13 Алексеев В. П. Антропологический состав средневекового города Маджары и происхождение балкарцев и карачаевцев // УЗ КЕНИИ, XXV, Нальчик, 1967, с. 162.

14 Волкова Н. Г. Маджары (из истории городов Северного Кавказа).// КЭС., V, М„ 1972, с. 48- 49.

14 Гад л о А В. Этническая история Северного Кавказа IV—X вв Л., 19/9, С. 67—68.

16 Аталиков В. М. Басиан и Басиания.//Газ. «Путь к коммунизму», Нальчик, 14.VIII.82. (на балк. яз.).

17 Мусукаев А. И. О Балкарии и балкарцах. Нальчик, 1982, с. 153-154.

18 Мизиев И. М. Балкаро-карачаевские и древнетюркские фольклорные параллели в свете этнической истории.// Фольклор народов РСФСР, Уфа, 1985, с. 26—28.

19 Алексеев В. П. Этногенетические предания, лингвистические данные, антропологический материал.// Этническая история и фольклор. М., 1977, с. 30.

20 МизиевИ. М. Указ, раб., с. 28.

2I. I рот К. Я. Моравия и мадьяры с половины IX до начала X века. // ЗИФФСПУ, IX, СПб., 1881, с. 151, 169.

с 30 Яхтанингов X. X. Экспонаты повествуют. Нальчик. 1984,

23 Клапрот Г. Ю. Исследование о развалинах Маджарских на реке Куме.// «Московский телеграф», 1825, IX—X, с. 112.

24 Кузнецов В. А. Алания в X—XIII вв. Орджоникидзе, 1971, с. 194 -195; Хамицаева Т. А. Историко-песенный фольклор осетин. Орджоникидзе, 1973, с. 155.

26 СМОИЗО, т. 1, СПб., 1884, с. 234 , 236; т. 2, М — Л., 1941, с. 34,    127; Кононов А. Н. Родословная туркмен. Сочинение

Абу-л Гази, хана Хивинского. М.-Л., 1958, приложение, с. 19.

26 Волкова Н. Г. Маджары, с. 51 —52.

27 Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния. М., 1974. с. 23.

28 «Предкавказскими» принято считать также половцев среднего Прикубанья. Но вероятнее всего это те же Донские половцы, временно оттесненные на Кавказ в период активизации Руси.

29 Калоев Б. А. Формирование этнической территории осетин и сложение осетинской народности.// ТДЗПИПИ-63, М., 1964, с. 60; его же. Осетины. М., 1967, с. 29; Магометов А. X. Общественный строй и быт осетин (XVII — XIX вв ). Орджоникидзе, 1974, с. 48 -62; Батчаев В. М. К этнической истории балкарцев и карачаевцев.// VII Крупновские чтения (тезисы докладов). Нальчик. 1978, с. 26.

30 Сб. «О происхождении балкарцев и карачаевцев». Нальчик, 1960, с. 310.

31 Ногмов Ш.Б. Указ, раб., с. 43.

32 Ртвеладзе Э. В. К вопросу о времени массового переселения кабардинцев в центральные районы Северного Кавказа.//(XIV — XVII вв.). Нальчик, 1981. С41-44

33 Бларамберг . Указ. раб., с. 429; Мерцбахер Г. Указ.раб., с. 99; Нарышкин Н. Отчет гг. Нарышкиных, совершивших путешествие на Кавказ (Сванетию) с археологической целью.//ИИРАО, VIII, вып. 4, СПб., 1877, с. 331 и др.

34 Клапрот Г.-Ю. Исследование о развалинах Маджарских... с. 112.

35 Беслекоева К. X. Краниология осетин и происхождение осетинского народа.// ИСОНИИ, 19, Орджоникидзе, 1957, с. 1 — 7;

Алексеев В. П., Беслекоева К. X. Краниологическая характеристика

средневекового населения Осетин.// МИА, 114, М., 1963. с. 107—121.

36 Ч е ч е н о в И. М. Раскопки городища Нижний Джулат в 1966 году.

УЗКБНИИ, 25. Нальчик, 1967, с. 214; Кузнецов В. А. Алания

в X—ХШвв., с. 122—132.

37 Р т в е л а д з е Э . В. Указ. раб.,

38 А л е к с е е в В. П. О расселении монголоидов на Северном

Кавказе в эпоху средневековья.// Культурное наследие Востока,

Л., 1985, с. 307—312. (Черепа из городища близ с. Кызбурун-Ш

исследованы в 1985 году антропологом М. М. Герасимовой, и сведения

о них пока не опубликованы).

39 Цит. по книге: Федоров Я. А., Федоров Г. С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. М., 1978, с. 264.

40 Там же.

41 КрупновЕ. И. Древняя история Северного Кавказа. М.. 1960, с. 307.

42 Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973, с. 96.

43 Алексеева Е. П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. М., 1971, с. 167—168.

44 Путешествие Ивана (Иогана) Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1384 по 1427 годы.// ЗИНУ, т. I, вып. 1—2, Одесса, 1867, с. 31—32; Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I, СПб., 1884, с. 287—290.

45 В частности, баделиаты, возглавлявшие маджарцев, «начали приписывать себе осетинское происхождение, тогда как они происхождения татарского (тюркского — В. Б), на что указывает... также и их внешность».// (ППКОО, И. Цхинвали, 1982, с. 179).

46 Батчаев В. М. Предкавказские половцы и вопросы тюрки- зации средневековой Балкарии. // АВДИКБ, Нальчик, 1980, с. 88; его же. Из истории..., с. 132.

47 Алексеев В. П. Некоторые проблемы происхождения балкарцев и карачаевцев в свете данных антропологии.// МНС., Нальчик, I960, с. 312—332.

48 Батчаев В. М. Предкавказские половцы..., с. 79—95; его же. Из истории..., с. 127—133.

49 Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа. М., 1962, с. 161, рис. 37.

50 Цагаева А. Д. Тюркско-монгольский слой в топонимике Северной Осетии.// ВКБНИИ, 5, Нальчик, 1972, с. 252—263.

51 Робакидзе А. И., ХарадзеР. Л. К вопросу о сванско-бал

карских этнокультурных взаимоотношениях.// МНС, Нальчик, I960, с. 136.

52 Мусукаев Б. X. Топонимия высокогорья Балкарии Нальчик 1981, с. 13.

53 Кокиев Г. Склеповые сооружения горной Осетии. Владикавказ, 1928, с. 47—56.

54 Там же, с. 53.

55 Кокиев Г. Указ, раб., с. 53—56.

56 Тменов В. X. Город мертвых (позднесредневековые склепо- иые сооружения Тагаурии). Орджоникидзе, 1979, с. 54.

57 Рамишвили Р. М. Основные проблемы изучения взаимосвязей между горными и равнинными регионами.// ДНКППВМГРР Тби лиси, 1984, с. 9.

58 Батчаев В. М. Из истории..., с. 38 —40.

60 Кузнецов В. А. Алания в X—XIII вв., с. 200—201.

Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука, М., 1957, с. Ill, 186.

61      Анчабадзе З., Робакидзе А. К вопросу о природе кавказского горского феодализма.// ВНСПИПАЭИ-70, Тбилиси 1971 с. 56—59.

62      Лавров Л. И. Карачай и Балкария до 30-х годов XIX века.// КЭС., IV, М., 1969, с. 71.

63      Толстова А С. Исторические предания южного Приаралья М., 1984, с. 166—185.

 

 

 

 

 

 

Источник:

Батчаев В. М. «Мы пришли из Маджар»: факт или вымысел? // Вопросы средневековой археологии Северного Кавказа. Черкесск, 1988. С. 160-180

Иллюстрация из:

Маджар и Нижний Джулат. Из истории золотоордынских горо-

дов Северного Кавказа / авт. науч. проекта Э.Д. Зиливинская. – Наль-

чик: Издательский отдел КБИГИ, 2015.С. 65

Категория: Прочее | Добавил: moonbloke (12.11.2016) | Автор: Батчаев В. М. | Источник: http://www.elbrusoid.org/library/arheologiya/407992/
Просмотров: 5335 | Комментарии: 1

Всего комментариев: 1
avatar
0
1 ishakkaitov • 19:19, 26.10.2017
Кесинг англадынгмы не дегенинги къатышдырдынг болгъанны
avatar