Дореволюционные публикации (Сост. И.М. Шаманов)

I

Кто раз испытал прелесть Кавказских гор, чудных, диких долин в ущелий, величие снежных полей и ледников, того каждый год, летом, когда этот чудесный мир более всего доступен человеку, влечет туда какая то неведомая сила. И всегда вы встретите что-нибудь новое, так как природа Кавказа в высшей степени разнообразна, чистый калейдоскоп чудеснейших видов.

Как уже несколько лет подряд, я летом прошлаго года, с некоторыми товарищами, предпринял поездку в горы. Первоначальный наш маршрут: ст.Невинномысская, Клухорской перевал, Сухум или Зугдиди – был изменен вследствие непредвиденных обстоятельств, громадных снегов и завалов на Клухоре, через который мы не могли пройти, а потому решили отправиться в сердце Карачая, в Учкулан и на ледник Кукуртлы (верно: Кюкюртлю, - Ред.), спускающийся с северо-западной части Эльборуса. Из этого ледника вытекает дикий горный поток Кукуртлы-Коль (верно: Кюкюртлю-Кол, - Ред.), впадающий в Хурсук (верно: Хурзук, - Ред.), один из главных притоков Кубани с правой стороны.

Река Кубань, с которой мы ближе познакомились в её верхнем течении, у Баталпашинска выходит на равнину и поворачивает на северо-запад. Тут она полна интереса, во-первых, пестротой обитающих здесь народностей и, во-вторых, природными богатствами, столь щедро разсыпанными среди области кубанских казаков. Между Кубанью и Большим Зеленчуком, мы находим четвероугольник, обнимающий приблизительно 150 квадратных верст, где маленькими партиями живут западные адыге и кабардинцы, горние татары, ногайцы, абасинцы, немцы и евреи. Немного выше по течению реки встречаются еще незначительные поселки осетин и греков; на юге же от Хумары, до Главнаго хребта и выступающаго от него на север громаднаго массива Эльборуса находится страна Карачай, граничащая на верховьях реки Тебердой, на западе с Большой Кабардой и предгорьями Эльборуса (верно: Эльбруса, - Ред.). Как для этнографа и лингвиста, так и для археолога тут открывается обширное поле деятельности, вследствие множества курганов, дольменов и многочисленных остатков великолепных храмов и некогда цветущих городов и поселений. Что-же касается до вышеупомяпутых природных сокровищ, мы укажем на громадные залежи глауберовой соли в двух больших озерах, лежащих на расстоянии 10-12 верст на восток oт Баталпашинска; на огнеупорную глину, на прекрасную известь, на залежи каменнаго угля, на серебряную, свинцовую, медную и марганцевую руды, скрытыя в нависших над долиной скалах и горах. Притом долины и ущелья изобилуют прекрасным строевым лесом и разной дичью, реки — превосходной форелью, а тучные луга доставляют многочисленным табунам и стадам прекрасный корм.

Отправляясь со станции железной дороги, Невинномысской (на владикавказско-ростовской жел. дор.), мы находимся в необозримой равнине. Только на юге, куда мы направляемся, поднимается хребет невысоких гор, покрытых лугами и пашнями. Большая Невинномысская станица, расположенная на р.Кубани, на довольно далеком расстоянии от станции железной дороги, остается направо от нас. Мы переваливаем через маленький хребет и перед нами снова открывается плодородная равнина, с многочисленными стадами, среди которых внимание наше привлекают тонкорунныя овцы (merinos). Они очень ценятся, не столько по мясу и салу, как наши, сколько по своей прекрасной тонкой шерсти (одна овца дает 10 фунтов ниерсти и более; пуд продается по 12-15 руб.). Множество курганов разной величины немного оживляют однобразие равнины. После 2 ½ часовой езды мы прибыли в станицу Беломечетскую, имя которой происходить от белой мечети, когда-то на далекое разстояние видневниейся в стране. Кстати заметим, что станицы кубанскаго войска, большею частью, возникли не ранее конца прошлого столетия. История поселения и переселения кубанских казаков очень длинная и запутанная, и, естественно, находится в тесной связи с успехом русскаго оружия в борьбе с горцами. Последние после завоеваия Анапы (в 1828 году), лишенные поддержки турок, скоро покорились русскому владычеству. Станицы, первоначально устроенные для военных целей, как укрепления, большею частью, представляют из себя правильный четвероугольник, когда то окруженный рвом и валом, с котораго пушки грозно смотрели в страну. Внешний вид этих станиц не особенно привлекателен; избушки, построенные из сырца и покрытые соломою, довольно убоги; весьма редко попадаются деревянные дома, крытые железом. Деревья и сады весьма редки. Дворы отделены друг от друга плетнями и содержатся довольно грязно, также как и улицы. Это обстоятельство, а также пруд, или скорее болото, с грязной водой, находящееся при каждой станице, не могут не влиять дурно на здоровье жителей, и неудивительно, что мы постоянно читаем о разных эпидемиях и эпизоотиях, уносящих там, чуть ни каждый год, массу жертв. Жители занимаются, главным образом, земледелием и скотоводством, и довольнс состоятельны. В сельском хозяйстве не редко пользуются усовершенствованными орудиями, отчасти приводимыми в движение паром. Там и сям видны молотилки, прессы для сена и т. д.

Около Беломечетской мы переезжаем Кубань, в которую тут впадает медленно текущий Малый Зеленчук. На дальнем горизонте, на юго-востоке виднеется широкий двуглавый массив Эльборуса. Две вершины имеют некоторое сходство с человеческими грудями. И, если верно, как некоторые утверждают, будто слово «Эльборус» значит «грудь», то такое название до вольно поэтично. С этих вершин, как с материнской груди, окружающая земля всасывает, точно молоко, с ледников воду, дающую ей жизнь и силу, и делается плодородной к способной производить травы и хлеб. кусты и деревья... Эти обе вершины остаются еще долго перед нашими взорами, пока, наконец, они не скрываются уже за Баталпашинском.

От Невинномысской до Баталпашинска можно доехать в 5-6 часов. Эта прежняя станица, основанная в 1825 году, теперь гордится громким названием «города», с которым, однако, по правде сказать, имеет еще мало сходства. Расположенная на правом берегу Кубани, на 1800 ф. над уровнем моря, местность эта отличается от станиц своими садами. Нельзя, впрочем. сказать, чтобы городок был очень чист: по убийственной, грязной дороге вы въезжаете туда, и в прилегающей к реке части вас особенно поражает такая же невылазная грязь, как в кабардинском ауле Даруконте (верно: Дударуковском, - Ред.), расположенном на другом берегу у самого моста. Большую пользу, чем всякий ассенизационный комитет, приносят Баталпашинску часто бывающие там сильные ветра.

Левый берег Кубани на этом месте довольно скалистый и крутой, правый – не столь высоко поднимается над широким ложем.. Река делится на не сколько рукавов и тут, как и во всем своем течении, где долина расширяется, образует острова разной величины. Характерная черта верхнего течения Кубани, до выхода в равнину та, что она почти везде глубоко врезывается в мягкий, но скалистый грунт.

Над рекой, с обеих сторон, возвышаются террасы значительной ширины (часто до нескольких верст, а за ними высокий горный хребет, склоны которого, то покрыты чудными лугами, то состоять из голых скал самых причудливых форм, напоминающих собой башни и стены развалившихся замков. До Хумары леса почти не видать, только в боковых долинах, на которые иногда открывается вид, мы замечаем кустарники и деревья, а на островах Кубани местами растет ива и ольха.

Долина хорошо населена, что указывает на плодородную почву; но все-таки, главное занятие жителей тут скотоводство. Стада многочисленных деревушек и аулов, большею частью кабардинцев, которых здесь называют азиатами, находят себе богатую пищу на равнине и на горах. Ремеслом занимается еврейское население Джегонасской деревни (15 верст выше Баталпашинска); они приготовляют сафьяновые голенища и разную обувь для окрестных жителей.

Миновав станицу Красноярскую (скалы тут имеют красный отлив), дорога поднимается по скалам, окаймляющим долину, входя временами в боковые ущелья. Скалы из мягкого, легко выветривающегося желтого песчаника, имеют какой-то странный вид; они как будто изрыты ходами и норами полевых мышей. Очень метко называет народ место это Мышиной тропой. Тут, по близости, выходят наружу, впервые, залежи каменного угля, которые потом часто встречаются по обоим берегам реки до самой Хумары, но не имеют значительной толщины (около 50 сантиметров). Хотя тут проложено несколько штолен в скалах, но недостает предприимчивых людей с необходимыми капиталами, чтобы эксплуатировать эти богатства. Пока сумма добываемого каменного угля мало превышаете 100.000 пудов в год.

Скоро вдали показываются башни Хумары и белые стены укрепления. Не доезжая этого местечка, в равнине, на большом пространстве, разбросаны груды камней, остатки больших аулов. На такие развалины мы теперь часто наталкиваемся. Они служат доказательством того, что местность эта недавно; еще была очень густо населена, но губительная эпидемия уничтожили жителей или заставили их переселиться в другие места.

Хумара очень красиво расположена (около 3000 ф. над уровнем моря) и составляет прекрасное дачное место. Окружающие горы, из которых некоторые достигают до 5000 ф. вышины, представляют отчасти приятные и мягкие формы, отчасти же дико-романтические скалы. Непосредственно за Хумарой, на правом берегу Кубани, поднимается мощный скалистый конус, на котором, находятся остатки старинной церкви в византийском стиле времен Юстиниана. Церковь эта в настоящее время возобновляется. Не мало, должно быть, стоило трудов поднимать туда громадные плиты для этой постройки. Несколько раз в год собираются тут жители Хумары, осетины-христиане для жертвоприношений, носящих, впрочем, еще совершенно языческий характер. Окрестности Хумары очень привлекательны: дикие, обросшие лесом ущелья, с многочисленной дичью, сменяются тучными лугами. Это укрепление составляете, так сказать, ключ Карачая, в который, вверх по долинам Кубани и Теберды, проложены довольно сносные проезжие дороги. Поднимаясь вверх по Теберде, мы достигаем Клухорскаго перевала, следуя же но долине Кубани, мы по ущельям его притоков можем дойти до Нахарскаго перевала (9617' над уровнем моря) или же, восточнее, до перевала Хоти-Тау (верно: Хотю-Тау, - Ред.)и ледников Эльборуса.

Мы сперва направились к Клухорскому перевалу, где теперь как раз вырабатывается хорошая дорога через Главный хребет. Так как тут рабочим почти ежедневно подвозили жизненные припасы, то мы могли быть уверены в том, что дороги и мосты до перевала будут в сносном виде. Немного выше Хумары мы простились с долиной р. Кубани, принимающей тут свою многоводную, дикую и быструю сестру —Теберду, вырывающуюся из узкой, окаймленной, высокими горами, долины. Дорога, проложенная по этой долине, весьма богата чудными видами. Склоны гор покрыты лиственным лесом, прохладная тень которого защищала нас от палящих лучей солнца. Там, где долина местами расширяется, дорога идет среди прекрасных лугов. Тут мы, впервые, встретили карачаевцев, которые отвозили в Баталпашинск на маленьких арбах бурки и войлоки, домашние изделия их жен. Некоторые арбы были нагружены громадными бревнами и мы удивлялись, как эти маленькие повозки могут выносить такую тяжесть. Здесь, на одном лугу расположилась уже толпа возвращающихся с базара карачаевцев; их маленькие повозки, покрытые сверху войлочным навесом, поставлены в круг; за каждой повозкой, на некотором расстоянии на шестах, висят котлы, где они усердно варят «шурпу», т. е. суп из баранины с кислым молоком. Подобный лагерь странствующих карачаевцев нам представляете en miniature лагерь странствующих гуннов, но с той только разницею, что у гуннов употреблялись под упряжь лошади, а не быки как тут; кроме того, по всей вероятности, у гуннов был вид более дикий и страшный, чем у жителей Теберды и верховьев Кубани. В реке плавает масса огромных бревен кавказской пихты (Abies Nordmaniana), которые вырубаются и очищаются выше, а потом сплавляются в баталпашинскую лесопильню. Целыми десятками запружают они реку и только с помощью человеческой руки могут сняться с мели. Тут многие из них остаются на месте и гниют, что при громадном лесном богатстве долины мало беспокоит их владельцев. Скоро мы доехали до первого карачаевского аула «Тебердинский» (3773'), где в канцелярии, стоящей на маленькой возвышенности, нам было предоставлено несколько очень чистых комнат. На том же дворе прежде помещалась школа, упраздненная теперь, к большому сожалению жителей. Оставшаяся до сих пор гимнастика доказываете, что тут, по приемам новейшей педагогики, рядом с воспитанием ума, развивали также телесные силы. Из числа любопытных, которые, как это всегда бывало, собирались вокруг нашей главной квартиры, вышло несколько молодых парней, показавших нам свою ловкость в метании камней и набрасывании аркана, а также в стрельбе в цель.

Тебердинская есть молодая колония Учкулана, где излишек населения побудил многих переселиться; но ещё гораздо раньше с Баксана па Теберду перешли горские татары, аулы которых, однако, вымерли. Сами карачаевцы называют себя родственниками баксанских татар и следующая элегия также указывает на это родство. Дворянин Ахлав Каркмазов (верно: Ахлау Коркмазов, - Ред.) в Тебердинской рассказал нам эту элегию с большим увлечением, на благозвучном татарском языке, содержание которой нам перевел ученик I-й гимназии Ф.Пр…, совершивший с нами эту прогулку. Вот содержание её: Ухабича (верно: Уха-бийче, - Ред.), из рода. Урусбиев, по смерти своего мужа, переехала со своими сыновьями, Алхазом и Мурзой, и племянником Муссусом (верно: Мусососом, - Ред.), сопровождаемая многочисленным народом, с Баксана на Теберду, где она поселилась. Ухабича пользовалась большим авторитетом. Несколько лете они жили в полном довольствии и счастии. Но вдруг появилась злая «эмина» (т.е. холера), от которой Алхаз и Мурза скончались в один и тот же день.

Встала Ухабича со своего ложа, плакала и жаловалась: «В то время, как я погнала стада па пастбище, на моем дворе выросла такая густая трава, что и змее невозможно было проползти; также скоро умерли мои дети, так что я не знаю даже, кого из них первого постигла смерть. Когда на Баксане узнают эту весть, то там соберется столько народу, сколько собирается на свадьбах, и прольют горюя слезы по погибшим. Не стало уже Алхаза и Мурзы; кто же теперь выезжать станет коней аула Мекерского ? Кто станет уводить их из аула Мекерского ? Уже снег падает на гор Муху, а хлеб все еще лежит не смолотый на арбе; быки стоят запряжены, но нет никого, кто бы их выпряг. Один Муссус остался у меня, самый скверный из всего рода Урусбиев. Я построила мост через речку Кича-кол, такой большой и крепкий, чтобы он удержался навсегда; плохие балки унесла вода, по лучшие балки остались. А у меня смерть похитила сперва лучших моих сыновей и оставила мне самого плохого. Я не должна плакать и горевать, потому, что алькоран мне запрещает это, но как мне не проливать слез, когда я лишилась своих детей? Люди, пришедшие со мною с Баксана, бежали из аула и живут в горных трущобах; отцы и матери там вымерли, одни дети остались, и нет никого, кто бы позаботился о них. Они плачут, как маленькие козлята, родившиеся в лесу, когда мать их покидает. Должно быть, мы страшные грешники, что Бог так жестоко нас наказал. Хлеб стоит созревший на поле, но нет никого, чтобы собирать его; стада, оставшиеся без пастухов, разбрелись. Прежде никто не смел без моего позволения оставить аул, теперь же все они ушли от меня без спроса; 100 дворов вышло со мною из Урусбиевского аула, а теперь только немного их осталось. Лучше всего было бы умереть и мне!» Так горько плакала Ухабича...

Мы еще раз, вернемся в Тебердинскую. Нельзя не упомянуть о превос-ходной речной форели, которая в большом количестве водится в Теберде и легко ловится неводом. Аульский писарь, у которого мы остановились, по приезде нашем, отправился ловить рыбу для своих гостей и, спустя короткое время, принес целое ведро форелей. Сваренные в соленой воде, они составили для нас роскошный ужин. Старшина, туземец, которого мы пригласили с нами поужинать, хорошо говорил по-русски и оказался очень услужливым человеком. Мы вели с ним переговоры насчет верховых и вьючных лошадей, из которых первые должны были с нами идти до перевала, откуда мы, удержав одних вьючных, намеревались отправиться дальше пешком. Он нам обещал доставить лошадей к следующему утру с платой по рублю за лошадь, в сутки. Но на другой день мы имели неприятность, которая отняла у нас много времени. Какой-то седой старик, который до сих пор еще не хочет примириться с русским владычеством, и на все ворчит, усердно старался уговорить других, чтобы нам не давали лошадей за условленную цену, и только, когда я обещал записать его и пожаловаться, причем прогнал его вон, другие согласились и, после многих разговоров, наконец, навьючили лошадей. Солнце уже высоко стояло на небосклоне, когда мы выехали из Тебердинской. Проехав несколько верст по зеленым лугам, орошаемым пенящимися маленькими горными потоками, мы въехали в довольно узкое ущелье, обросшее чудным строевым лесом. Горные хребты справа и слева поднимаются все выше и выше, а за ними виднеются покрытия снегом отвесные скалы г.Конделян-Лар (верно: Кёнделенлер, - Ред.). Рядом с елью и сосной мы замечаем прекрасные экземпляры разных пород клена, а также чинара, ольхи, рябины осины и, в особенности, прекрасны/ березы, в тени которых раскинута разный кустарник, как-то: бузина, калина, жимолость, боярышник, рододендроны и др.; между тем, как земля покрыта пестрым ковром цветов, среди которых блестят ярко красные ягоды земляники. Вот мы доехали до местности, называемой «Крыльганом» (верно: Кырылганом, - Ред.). Тут какой-то предприимчивый чиновник построил дегтярный завод и с пользой употребляет оставшиеся от вырубленного леса пни, которые иначе, при гниении, служили бы гнездами для разных вредных насекомых. Мы были приятно удивлены, найдя здесь, в этой дикой местности, гостиницу, двухэтажный дом, построенный в русском стиле. Человек, который его построил на этом месте, должно быть, был большой любитель природы и имел очень хороший вкус. Это, в своем роде, санитарная станция, очень красив расположенная среди громадных гор в дремучем лесу; дом и его окрестности отражаются в маленьком, неглубоком озере, на котором плавает лодочка. С обращенного к югу балкона открывается, вверх по долине, чудный вид на снежные вершины Яманауса и его ледники, из под которых вытекает несколько притоков Теберды, Хуты и Домбай-Улген. Природа тут такая восхитительная, величественная и мирная, тут так хорошо, что и у нас явилась охота поселиться здесь... Подкрепившись маленькой закуской и выпив несколько бутылок прекрасного пива, мы продолжаем путь по прекрасному лесу. Восторгаясь окружающей ве-ликолепной природой, мы вспомнили прекрасную песню: «кто тебя, дремучий лес…» Но скоро восторг наш заменился печалью и грустью, так как глазам нашим представилось громадное место, опустошенное пожаром, где сотни громадных деревьев торчат обугленные или валяются по земле. Такие места еще часто встречаются; там и сям еще виднеются дым и огонь, и никто не трудится тушить. Местами деревья без всякой цели вырубаются и портятся на земле. И что это за деревья! Выше величайших корабельных мачт; у основы два взрослых человека не в состоянии обхватить их. Это дерево, напоминающее иногда своими изящными раскидистыми ветвями гордую пальму, есть кавказская пихта, из которой состоит тут почти весь лес, и которая простирается до подножья самого перевала. Да, красив этот лес, величественно созданный Богом! И вот, приходить ничтожный человек и гнусно и глупо уничтожает чудные творения Его рук. Страшные обвалы, дикие потоки и ураганы, правда, тут тоже причиняют немало вреда и поражают множество таких великанов, но хуже всех свирепствует здесь человек. Тут именно с особым усердием он проявляет свой алчный дух опустошения, потому что лес этот в скором времени перейдет в казну. Еще десять тысяч елей позволено жителям вырубить и сплавить, но кто станет их считать?

Три часа мы ехали по дремучему лесу, имея с правой стороны зеленовато- белый, бурный поток, а с левой крутой, обросший лесом, горный хребет, с гранитных скал которого часто отделяются громадные глыбы и с грохотом катятся вниз в долину... Вот мы близ Яманауса, но оставляем его вправо, и, следуя по главному руслу, обращаемся на юго-восток. Долина суживается в узкой теснине; дорога, с большим трудом проведенная в крепких и твердых скалах, зигзагами высоко поднимается над потоком, который, шумя и пенясь, пробивается сквозь гранитные глыбы. Благородные ели, однако, не боятся его ярости; они спускаются к самой воде, которая омывает их подножья. Легче нам стало на душе, когда мы миновали это опасное место, называемое Гоначыром (верно: Гоначхиром, - Ред.). Тут долина снова расширяется; голые скалы, исчезавши временами за высоким лесом, снова виднеются; со склонов гор, из-под накопившегося в углублениях снега выбегают маленькие реченки и, ниспадая каскадами, серебристой лентой соединяются с Тебердой; а на горизонте рисуются высокие снежные горы. На обширном лугу, у самой дороги и недалеко от реки, блещет глубокое озеро Туманлы со своей таинственной, темно-синей, прозрачной водой. Робкая лаксфорель, при нашем приближены, пугливо уходит от крутого берега. На том берегу Теберды, не далеко отсюда, еще находится такое же, изобилующее рыбой, альпийское озеро, которое, однако, на картах не отмечено. Эти местности совсем не населены, и только весьма редко мы наталкиваемся на какой-нибудь «кош», пристанище для пастухов, состоящее из четырех шестов, сверху обтянутых войлоком. Здесь ночуют пастухи среди своих стад. Это – крепкий, здоровый народ, который на этих вы сотах (700' над морем и выше), закутанный только в свою бурку и плохо защищенный от дождя и снега проводит ночи. Леса и кустов для шалаша тут очень много, но они довольствуются упомянутым убогим убежищем. Следует скорее завидовать таким детям природы, а не жалеть их.

На расстоянии нескольких верст от озера, у подножья перевала, на высоте 7000' над уровнем моря, среди леса, стоит несколько бараков, сколоченных из досок и драни. Там живут инженеры, строители дороги. По любезной рекомендации главного инженера в Баталпашинске, мы тут нашли самый радушный прием. Солнце уже зашло, когда мы туда приехали, и стало очень свежо, так что приятно было посидеть у пылающего в камине огня. В лавке, снабжающей рабочих жизненными припасами, мы нашли все необходимое. К сожалению, из разговоров с строителями дороги мы должны были вынести такое впечатлите, что нам едва ли удастся перейти Клухор. Кроме массы старого снега и выпавшего в последние дни нового, громадные земляные обвалы, по ту сторону главного хребта, в долине р.Клыча, для нашей скромной экспедиции представляли непреодолимые препятствия. Чтобы форсировать перевал, надо было бы иметь значительное число рабочих и носильщиков, которых нанять нам не позволяли наши средства. Но, все таки, мы собственными глазами хотели убедиться, в каком состоянии перевал (9100' над уровнем моря), и решили на следующее утро отправиться туда.

Каменные породы, по которым вырабатывается тропа к перевалу, преимущественно состоять из зеленовато-белого гранита, содержащего много кварца, местами диорита и сиенита. Подъем довольно значителен, 25 саженей на версту, при 14 длинных зигзагах. В то время работало там двести человек турок. Вследствие взрывов по новой дороге, старая тропа и весь склон были так завалены грудами обломков скал, что очень трудно было бы взбираться по ним, а потому мы выбрали другую, тоже очень трудную дорогу по левому берегу дикого потока, скатывающегося многочисленными каскадами по отвесным скалам. Вскоре лес пре-кращается и местами еще попадаются низенькие березы, а землю покрывают чудные рододендроны в цвету, два рода черники (vaccinium acrostaphylus и murtillus), кусты рябины и горного клена, а немного выше ползающие по земле можжевельник. Направо от нас стоят высокие снеж-ный стены, над которыми торчат скалистые рога Чочаминенкая (верно: Чотча-Минген-Кая, - Ред.). Имя это по-здешнему значит: «один человек был здесь». Эти отвесные скалы (больше 12000') считались недоступными; но один смельчак из карачаевцев держал пари, что влезет наверх. На глазах всех он взобрался на высшую точку и поставил там маленький памятник из камней. С тех пор скалы эти носит это имя.

С большими затруднениями мы взобрались на первую террасу, где речка стремится вниз среди альпийских лугов, часто скрываясь под снежными мостиками. Обыкновенная альпийская флора: желтые и белые анемоны, бетонии, генцианы, розовые примулы, орхидеи, вероники и др. богатым ковром окаймляют ее берега. Тут снова нашел я подтверждение сделанного мною раньше на Баксане, у ледников Асау и Терсколя (верно: Азау и Терскола, - Ред.) и в других местах наблюдения, что альпийская флора на северном склоне Кавказа гораздо беднее, чем на южном. Кроме того, бросается в глаза низкий рост растений. Между тем, как на южном склоне альпийские цветы поражают своим ростом и своим совершенством, здесь они настоящие карлики; и даже такое сравнительно грубое растение, как veratrum nigrum, достигающее на Рокском и Мамисонском перевалах, а также на Борбало, человеческого роста, здесь едва подымается на ½ аршина. Причину такого явления я не смею точно определить; по всей вероятности, это зависит от сильных и сухих ветров, господствующих на севере, а также от того, что снежная линия тут проходить гораздо выше, чем на южном склоне, где, вообще, больше влаги в воздухе.

С террасы, на которую мы взобрались с большим трудом, едва перейдя дыхание, и карабкаясь местами на четвереньках, нам представилась сле-дующая панорама: перед нами довольна широкая долина, по которой протекает один из главных истоков Теберды, Клухорская речка; на заднем фоне три огромные снежные пирамиды, подножья которых покрыты валунами и снегом, налево – снежные стены, имевшая несколько сот футов вышины. Оттуда сверху ручей этот вытекает из озера, питающегося водами с двух ледников. Там царит еще зима и озеро покрыто льдом и глубоким снегом. Мы собирались было подняться к нему, но страшная непогода, ХОЛОДНЫЙ дождь со снегом, который бил нам прямо в лицо, заставил нас вернуться назад. Густой туман ложился на все окрестности. С большим трудом спустились мы по глыбам скал; промокшие до костей и окоченелые от холода несколько часов спустя, мы опять очутились в своем приюте, где сушили платье и грелись у камина. Насколько мы были счастливее бедных рабочих которые, в этот воскресный день, спустились сюда, чтобы запастись провизией на целую неделю, и теперь сидели на сырой земле вокруг маленьких костров, приютившись под ветвями раскидистых пихт! Они сегодня еще должны были вернуться к своим жалким шалашам на перевале, чтобы завтра рано утром опять приступить к работам.

Радушный прием, оказанный нам у подножья перевала, заставил нас позабыть о неудаче; кроме того, мы с удовольствием примирились с мыслью, что нам еще раз придется проехать прекрасную долину Теберды. После обеда мы отправились в путь и на другой день довольно рано прибыли в Хумару. Чтобы оттуда попасть в Учкулам (верно: Учкулан, - Ред.), нам пришлось проехать верст 60 по долине Кубани. Карч-юрт (верно: Карт-Джурт, - Ред.), Учкулам и Хурзук – главные аулы карачаевцев, где мы ближе познакомились с этим народом.

Направляясь в верховья Кубани, мы предполагали найти там такие же виды, как на Теберде. Обе реки протекают совсем близко друг от друга, прорывая одни и те же предгорья главного хребта, и главное направление течения их идет на север. Но и тут опять выказывается замечательное разнообразие кавказской природы, на которую мы выше указали.