История народов Карачаево-Черкесии насыщена событиями героического и трагического характера. Этносы региона неоднократно оказывались в водовороте военно-политических событий, оказывавших существенное влияние на их дальнейшее развитие, а подчас ставивших их на грань этнического самосохранения. Но за глобальными, панорамными событиями почти незаметными нередко оказываются судьбы отдельных людей, оказывающихся подчас только песчинками в стремительном потоке истории.

К практически неизвестным персонажам исторического прошлого Северного Кавказа относится и Эдигей Казиев. Это имя мало что говорит даже историкам, не говоря уже о широких кругах общественности. Между тем это была неординарная и даже во многом загадочная личность, оказавшаяся волей судьбы замешанной в бурных общественно-политических событиях, которыми была так богата история северокавказского региона в первой половине XIX в.

Эдигей Казиев родился в 1810 г. и принадлежал к старинному и знатному карачаевскому роду. Атаул, к которому он принадлежал, имел прозвище Джаубермесовы (Джаубермеслары). Прозвище это в начале XIX в. фактически превратилось в фамилию. Еще до рождения, а, возможно, вскоре после появления на свет Эдигея, его семья по неизвестным нам причинам переселилась из Карачая в Чегемское общество Балкарии.

Для всего Кавказа начало XIX в. было переломным этапом в его развитии. В регионе стремительно укреплялась Российская империя, распространяя свою власть на многоязычные и политически раздробленные кавказские племена. В 1821-22 гг. российские войска под командованием генерала А.П. Ермолова вели боевые действия в Кабарде, в результате чего там была установлена имперская администрация, а кабардинцы, не ушедшие за Кубань, утратили последние остатки своей политической самостоятельности. В этот же период власти империи попытались распространить свою власть и на соседние с Кабардой высокогорные общества – Карачай, Баксан, Чегем, Холам, Безенги и Малкар, население которых активно помогало кабардинцам в период ермоловской операции. В 1821 г., столкнувшись с чегемцами, войсковые начальники потребовали от них присягу на верность российскому государю императору, а в залог верности присяге заставили правящую верхушку Чегема выдать заложников-аманатов. Среди аманатов оказался и одиннадцатилетний Эдигей Казиев. Как правило, к выдаче аманатов принуждалась княжеская верхушка того или иного общества, так как она имела возможность влиять на «поведение» своих соплеменников, но вряд ли семья Казиевых, недавно переселившаяся из Карачая, имела значительный политический вес в Чегеме. В этой связи возникает вопрос: почему же в заложники попал мальчик из семьи переселенца? Однозначного ответа пока нет. Но, возможно, Эдигей стал подложным аманатом. То есть, его просто «подсунули» представителям российского командования, выдав за отпрыска знатного княжеского чегемского рода. Такая тактика не была редкостью на Кавказе и практиковалась с давних пор. Эту версию, в общем-то, подтверждает и дальнейшее развитие событий.

Аманатов, собранных в Кабарде и окрестных горских обществах, со-держали в крепости Нальчик. Там же находился и Эдигей Казиев. По-видимому, довольно быстро обнаружилось, что он не представлял собой «политической» ценности и поэтому его разрешили выкупить представителям шотландской колонии Каррас, располагавшейся недалеко от современного города Георгиевска. Основатели селения главной своей целью считали распространение христианства среди горцев. Правда, особых успехов они на этом поприще не добились, хотя и сумели обратить в христианство некоторых горцев, среди которых в значительном количестве были дети-сироты. В шотландской колонии стал исповедывать протестантское течение христианства и Эдигей Казиев. Именно с этого момента он из Эдигея Казиева (Джаубермесова) превратился в Андрея Хая (Andrew High).

Позднее Андрей Хай перебрался в Астрахань, а в 1827 г., посетив родные горы, уехал в Европу. О его жизни в Европе практически ничего не известно. Однако то, что А. Хай, помимо карачаевского, черкесского и русского, владел немецким, английским, греческим, турецким языками, говорит о том, что ему пришлось немало попутешествовать и побывать в различных уголках Старого Света.

В 30-е гг. XIX в. основным местом пребывания А. Хая становится Османская империя. Здесь он начинает активно сотрудничать с одним из лидеров адыгского национального движения Сефербеем Заном и другими представителями кавказских «сепаратистов», с секретарем британской миссии в Стамбуле Дэвидом Уркартом, а также с английскими агентами в регионе Д. Беллом, Лонгвортом, Стюартом, Найтом и другими. Все эти лица занимались активной антироссийской агитацией, призывали горцев бороться за независимость и не подчиняться России, пытались наладить поставки вооружения в Черкесию и другие регионы. Они неоднократно посещали причерноморские районы Черкесии, месяцами, а то и годами, находились среди местного населения. Именно Д. Белл в июне 1836 г. подарил западноадыгским племенам зеленое знамя со скрещенными стрелами и звездами (сегодняшний флаг республики Адыгея), которое должно было стать символом адыгского сопротивления и независимости. Деятельность английских агентов и сотрудничавших с ними горцев негласно поддерживалась британским правительством, которое ставило перед ними задачу инсценировать создание марионеточного черкесского государства и обращение его «правительства» к Великобритании и Османской империи с просьбой об установлении протектората над их территорией. А. Хай принимал активное участие в деятельности английской резидентуры, перевозил корреспонденцию, участвовал в отправке контрабандных грузов на черноморское побережье Кавказа и т.п.

Правительство Великобритании также подвергало сомнению условия Адрианапольского мирного договора 1829 г., заключенного между Россией и Османской империей, по которому последняя признала российским владением так называемое Закубанье, то есть земли от Кубани до Черноморского побережья. Не признавало этого пункта договора и большинство многочисленного адыго-абазинского населения этого региона. Подстрекаемые Великобританией адыги с 1830 г. нередко отправляли посольства в Турцию для того, чтобы удостоверится в правдивости и реальности адрианапольских договоренностей, а, заодно, и заручиться поддержкой иностранных государств в борьбе за сохранение самостоятельности. Очередная адыгская делегация в 1833 г. была перенаправлена османским правительством в британское посольство, где Д. Уркарт встретил её весьма любезно и уверял в том, что английское правительство примет самое деятельное участие в «черкесском вопросе» на стороне горцев. В конце концов черкесские представители, патронируемые Д. Уркартом, для дальнейших переговоров решили отправить от себя доверенное лицо в Великобританию. Доверенным лицом стал А. Хай. Он посетил Лондон, где был представлен в качестве посла от кавказских горцев и встречался с членами правительства Туманного Альбиона, с различными представителями английского истеблишмента. Англичане не скупились на посулы и просили «кавказского представителя» передать своим соплеменникам, чтобы они не подчинялись России и вели вооруженную борьбу с ней, обещая со своей стороны всяческую помощь и поддержку.

В 1838 г. в жизни и политических взглядах А. Хая вновь наступили серьезные перемены. Он поссорился с Д. Уркартом, неожиданно завязал переписку с представителями российской дипломатической службы в Османской империи, которым официально заявлял, что разочаровался в британской и османской политике и больше не верит в то, что они могут оказать реальную помощь горцам. А. Хай просил разрешить ему вернуться на Кавказ, изъявлял готовность поступить на русскую службу и приложить все усилия для убеждения горцев в бессмысленности сопротивления России. В качестве жеста доброй воли он передал российскому консулу в Трапезунде часть секретной переписки английских агентов с Понсонби (послом Великобритании в Турции), которая была немедленно переправлена в Санкт-Петербург. Получив официальное разрешение, он в 1838 г. устраивается на российскую службу и приезжает на Кавказ.

С агитационной миссией он проехал по Кабарде, Балкарии, Карачаю, части Черкесии и поступил в распоряжение российского командования на Кубани и в Черномории. А. Хая активно использовали для выполнения разведывательных поручений среди непокорных горцев Закубанья, где он якобы выдавал себя за турецкого купца, привлекали к составлению благонадежных и враждебных списков влиятельных горских вождей, употребляли в качестве переводчика и т.д. Признав, что он не добился значительных успехов в деле умиротворения горцев, российское командование определило А. Хая штатным переводчиком на Чер-номорской береговой линии.

Интересно то, что деятельность А. Хая неоднозначно оценивалась российским командованием. Генерал-майоры Ольшевский и Завадовский в 1840 г. извещали вышестоящее начальство о том, что деятельность А. Хая вызывает подозрения. Например, его списки неблагонадежных горцев противоречили сведениям, полученным из других разведывательных источников. Ставилась под сомнение эффективность его агитационных усилий и точность поставляемой информации. «Как может А. Хай выдавать себя за турецкого купца и выполнять роль российского тайного агента, если он открыто живет в мирных аулах, в российских укреплениях и, не скрываясь, выезжает оттуда к непокорным горцам?» «Почему он в этом случае каждый раз остается живым после посещения неконтролируемых Россией районов, учитывая то обстоятельство, что с лазутчиками непокорные черкесы обращались очень сурово»?, – такими вопросами задавались внимательные русские офицеры. И действительно в деятельности А. Хая в это время имеется довольно много темных пятен, пролить свет на которые пока не представляется возможным. Мало того, знакомство с документами того периода заставляет задуматься: а насколько искренним был А. Хай, переходя на русскую службу? Действительно ли он порвал все связи с английской разведкой или все произошедшее было лишь хорошо спланированной акцией спецслужб Великобритании по внедрению в российские военные структуры своего агента? Заслуживает внимания тот факт, что английский агент Д. Белл, активно контактировавший с лидерами адыгского сопротивления и нелегально посещавший причерноморские районы Черкесии, ни словом не обмолвился среди непокорных горцев о переходе А. Хая на сторону России. А ведь именно его секретные письма были переданы А. Хаем российскому консулу. Стоило Беллу обмолвится об этом, как новоявленный российский лазутчик и по совместительству турецкий купец при первом же посещении не контролировавшихся Россией районов был бы не только разоблачен, но и скорей всего лишен жизни. Но Белл молчит, что тоже вызывает определенные подозрения в их сговоре. А может А. Хай вообще был двойным или даже тройным агентом? Вразуми-тельных ответов пока нет. Возможно, что какие-либо новые документы, в том числе из британских архивов, смогут пролить свет на это дело, но пока нам остается только гадать и строить предположения.

К тому же подозрения Ольшевского и Завадовского так и не получили своего дальнейшего развития и не повлекли за собой тщательного расследования со стороны российских военных. Это просто не понадобилось. Неожиданно в начале 1844 г. штатный переводчик Черноморской береговой линии Андрей Хай скончался, унеся с собой в могилу все свои тайны Его жизненный путь, наполненный неожиданными и крутыми поворотами судьбы и столь похожий на само время, в котором ему пришлось родиться и жить, был окончен.