Этюды о Балкарии: Урусбиевы, Мисост Абаев, Басият Шаханов
Биттирова Тамара

БАСИЯТ ШАХАНОВ

I

Открывая в «Каспий» этой статьей ряд корреспонденции о туземцах Терской области, мне хотелось бы сказать сначала не-сколько слов о том, как мало еще пока занимается печать жизнью и нуждами кавказского горца!

Возьмите № любой из наших газет и посмотрите, какое место отведено в нем кавказцу. Я не говорю о тех изданиях, которые, понимая под патриотизмом ругань всего нерусского, молчат о туземцах потому, что совершенно игнорируют его существование, но и органы, которые желали бы сделать что-либо в этом направлении, делают не многим больше, так как и сами почти ничего не знают. Кто пишет о туземцах? Нетуземцу все это так чуждо и непонятно, а среди наших интеллигентов сколько таких, которые превратились давно в чиновников и офицеров и погрузились в жизнь, «как все»! Станут ли писать о нуждах среды, с которой порвали, которой стыдятся и чуждаются?Связь с ней со-хранилась лишь в их послужных списках, а все остальное давно оставлено и предано забвению! Беря, в частности, туземцев Терской области, скажу, что положение далеко не одинаково. Есть среди них один народец, о котором написано сотни томов, язык которого исследован, вновь записан. У него есть письменность, а в последнее время началась даже создаваться литература на родном языке. Народец этот - осетины. Но Осетия - исключение. Ее теперешнее состояние сложилось историческим путем, и долго еще ни о чем подобном не будет сметь мечтать ни один из ее соседей.

Аристократическая Кабарда, как руина прошлого, стоит на перепутье, сознавая, что, то, что она выработала, надо оставить, что так жить, как жили раньше, нельзя, а как жить иначе - указать ей некому. Пробуждение началось: в прошлом году открыто несколько школ, но результаты их скажутся еще не скоро, а пока -тот же мрак, то же невежество и та же беспомощность во всем, что выходит из круга их старосветских занятий.

Чечня, классическая страна разбоев и абреков, долго еще будет служить пугалом малых ребят. Нет на Кавказе народа с более кровавым прошлым и темным настоящим. О ней написано тоже немало, но вряд ли в написанном найдется хоть слово правды. До каких только абсурдов не доходили в своем стремлении замарать этот народ его «бытописатели»! И до сих пор ни один чеченец ни словом не ответил на эту почти печатную брань, ни один голос не раздался из их среды в защиту семьи, очага, и не попросит хоть капли сдержанности и приличия по отношению их отцов, матерей и сестер! Тут и апатия, и беспомощность, и какая-то фанатичная замкнутость.

Вот уже несколько лет, как ни единым словом не заявляют о своем существовании кумыки. Как они живут, что делают, в чем нуждаются? Или они ничего не просят, потому что не желают ничего дать? Они молчат, а между тем в их руках все данные для того, чтобы скинуть с себя эту косность. Земли, сравнительно, достаточно, и она хороша, аулы велики и богаты, и есть у них те, которые бы могли за других сказать, что нужно и отчего следовало бы избавиться. Но и здесь молчат!

Наконец, народец, представляющий из себя, быть может, больший интерес и большую загадку, чем все предыдущие. У него нет даже имени: одни называют его кабардинцами, другие -осетинами и мало кто знает балкарцев. Степняки, живущие в страшных горных трущобах, забывшие свою первоначальную родину и до того сроднившиеся с пропастями и скалами Кавказа, что ими стали определять свою национальность...(Балкарец сам себя называет - таулу, что в буквальном переводе означает – горец.) Условия местности, отсутствие дорог заставляли их отстать даже от их соседей кабардинцев: на 20 000 населения всего одна школа, в которой е–ва ли учится десяток горцев, из 20 000 лишь маленькая горсть в 2030 че-ловек знает по-русски, а все остальное жалуется, просит, судит-ся, подает бумаги, прикладывает мухуры к общественным приговорам на родном языке и, как дите, недоумевает потом, когда оказывается, что вышло совсем не то, что оно желало!¹В статье «Кавказский учебный округ в 1887 и 1888 годах», напечатанной в «Журнале министерства народного просвещения», по этому поводу сообщалось: «За все время существования в 5 горских школах окончило курс 948 учеников, в том числе 194 в Нальчикской окружной и 754 - в 4 начальных. Из горцев, оканчивающих курс, только очень немногие поступают для продолжения образования в средние учебные заведения, военные и гражданские, хотя для облегчения им поступления в такие училища в Нальчикской школе введено даже преподавание французского языка, большинство же возвращается в свои аулы...» (Журнал министерства народного просвещения. С.-Петербург, 1890. № 8. С. 75).

Вот в немногих словах положение туземных народов Терской области. Картина не веселая, и больно об этом писать. Но все же лучше говорить правду, как бы горька она ни была, чем молчать и позволить давать веру всей той ерунде, или явно озлобленной, или сентиментальной нелепой, которую пишут о горцах.

II

Вот уже несколько лет, как область наша охвачена какой-то лихорадкой.

Слова: «заявка», «медь», «цинк», «нефть» не сходят с языка, приводятся примеры Баку, Грозного, страшные цифры звучат в ушах, возможность быстрой, шальной наживы кружит головы. Невозмутимым среди этой сутолоки остается лишь тот, кого бы, казалось, все это должно было касаться ближе всех. Но ему чужды подобные страсти: по примеру отцов возится он со своей ба-рантой, продает дрянной овечий сыр и об одном только беспокоится: как бы не потерять того, что теперь у него в руках.

На плоскости вопрос о «недрах» почти разрешен. В Грозном оперируют несколько акционерных компаний, одни более, другие менее удачно. Район нефтеносной земли мало-помалу расширяется: кроме Грозного нефть найдена в Карабучаге, Слепцов-ской, а недавно и в ст. Вознесенской, близ Моздока. Помимо начинающихся дел и дел уже в ходу, много таких, которые чают движения капитала. Можно сказать с уверенностью, что нет вот в этой полосе пяди земли без «знака» или «камешка», хотя бы на всякий случай. Большинство так именно и смотрит на свои заявочные аферы: «По всей вероятности, ничего не выйдет. Но ведь бывали же случаи - чем черт не шутит!» - А сорвать десяток, другой тысчонок с «бельгийца» - кому не заманчиво!

Другое дело в горах. Там, так или иначе, приходится считаться еще с одной стороной, которая, если пока особенно и не волну-ется, то все же заявлять о своем существовании начала. Но какая это грустная картина. Полнейшее невежество отдельных землевладельцев и целых обществ относительно ценности их рудоносных земель сделало то, что почти все они связаны договорами, столь же смешными, сколь и грустными. Мало того, земельный вопрос, как это принято говорить, в горах разрешением еще не окончен. Это значит, иными словами, что документов нет, и первый попавшийся односельчанин может представить иск к любому участку. Предположим, претензия окажется вздорной, но ведь дело все-таки станет и земля попадет в категорию «спорных», пока суд не очистит ее. А в каком положении нераздельные земли, которых в горах большинство? Эксплуатация одного и того же участка запродана совладельцами нескольким предпринимателям, и откажись лишь от заключения окончательного договора, как сейчас же на сцену выступит пунктик о неустойке в несколько сот тысяч рублей. Какую путаницу все это создаст и как затормозит дело, когда оно начнется не шутя.

В высшей степени поучительны договоры туземцев с теми посредниками, которые так размножились за последнее время в Терской области. История их почти одинакова. Является делец, по большей части знакомый уже раньше, и начинает петь велеречиво и сладко... Не желаешь ли, мол, Кучук, получить так себе ни за что, ни про что сотню, другую рублей? – Кучук, понятно, не прочь, но не знает, как это сделать. А дело оказывается проще простого, стоит только подписать вот эту бумагу, по которой он позволяет произвести на своем участке в течение 3-х лет разведку. Если она даст благоприятные результаты, то заключается новый договор на таких-то и таких условиях.

Во всем этом Кучук понимает лишь то, что ему предлагают сотню рублей даром и без отдачи. «А траву я буду иметь право косить?» – «Конечно, будешь». - «А баранов пасти?» – «И баранов тоже». - «Что ж, если так, - я согласен». Где было разобрать ему среди массы мудреных слов и цифр одну маленькую фразу: «Задаток должен быть возвращен, если разведка не бу-дет произведена по независящим от арендатора условиям». Не правда ли, хорошо?

Посредники, за свой труд поехать во Владикавказ и показать образчик руды инженерам, берут снисходительно всего половину могущих возникнуть впоследствии доходов. Но есть случаи, когда предприниматели и не столь гуманны. Так, один из них, и к стыду нашему, туземец (осетин), взял под разведку у своего родствен-ника балкарца участок мерою около 300 десятин с тем, чтобы в случае, если земля окажется рудоносною, продлить аренду еще на 36 лет с одновременной платой в 4000 руб. Это все – дальнейшие счеты землевладельца с недрами земли покончены раз навсегда. А за то - право пастьбы за ним и сто рублей, без хлопот, -в руки.

И после этого говорят, что туземец недоверчив, что с ним трудно иметь дело, что на один и тот же вопрос у него несколько ответов, которые и меняются им чуть не ежедневно; поставьте себя на его место и скажите, что бы вы делали, если бы, пользу-ясь нашей неграмотностью, незнакомством с русской жизнью и русским языком, вами стали бы вертеть, как флюгаркой²Флюгарка (устар.) - примитивное механическое приспособление для определения направления ветра; здесь - человек, часто меняющий свои взгляды., и вовлекать в договоры, нарушить которые столь же трудно, как не-выгодно исполнить? Раньше были наивны, верили каждому слову -результат вышел печальный, потому что «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Теперь кряхтят, ежатся, хитрят и думают: «подождем». Если земля действительно выгодная и много стоит, то от того, что год, другой побудет в наших руках, ценности своей не потеряет. Авось за два года успеем узнать, сколько она стоит! А время идет, дело, которое теперь уже могло бы быть в ходу и давать доход, стоит, а на цинке, меди и свинце пасут по-прежнему лошадей, коров да баранов! Но можно ли винить их за это?

III

Прошло уже почти полвека, как замерли последние вспышки борьбы Кавказа с Россией. Тридцатилетие, отделяющее наши дни от падения последнего оплота Шамиля - Гуниба, долго будет памятно в летописях Кавказа. Это было трудное время перехода от дикой, ничем не стесненной жизни кавказской вольницы к жизни в составе государства, где каждый шаг ограничен законом и каждый промах карается им же. Старое надлежало оставить, но с ним сжились, на нем выросли и воспитались. Порядки дорусские были ,урны, жить в них было трудно, но ведь никто их не выду-мывал/они сложились веками и были освящены обычаем. Чтобы бороться с ними, требовалось прежде всего убедить дикаря, плоть и кровь которого они составляли, что можно и следует жить иначе, а для этого узнать его сначала поближе и в знакомство с ним вложить немало знаний, черного, ежедневного, незаметного тру-да, а главное времени. Надо ли говорить, что не всегда и не везде находились люди, способные понять, насколько серьезна совершающаяся перемена, и дававшие себе труд войти в положение того, кого, цивилизуя, переделывали. В результате - ломка, обоюдное непонимание и неприязнь, создавшие новые и подчас не-преодолимые препятствия на пути осуществления общего дела.

Вы слышали, разумеется, о туземном вопросе, хотя вряд ли сумели бы объяснить, в чем он, собственно, заключается. Это одно из тех ходячих выражений, ловких словечек, о которых принято говорить, но вдумываться в которые не принято. Но кроме этого большого, общего вопроса есть еще несколько поменьше: сословный, поземельный и многие другие, создающие в совокупности ту сеть неопределенностей и недосказок, которой опутана жизнь нашего туземца. Материалы собраны, вопросы «стоят на очереди» и «ждут своего разрешения», а пока они ждут - жизнь не ждет, и на каждом шагу дает новые и новые доказательства ненормальности современного положения.

Вопрос сословный - один из наиболее наболевших. В некоторых местах, как например в Осетии, он принял весьма острый и страстный характер, благодаря разногласию в среде самих осетин: в то время как одна сторона упорно доказывает свое исконно привилегированное положение в народной массе, другая столь же настойчиво отказывается признать за ней эту привилегию. У других народцев, как то: кабардинцев, балкарцев и кумыков (В Чечне сословий не было.) -все шито-крыто и, по-видимому, спокойно, но и здесь, если нет спора о самом факте существования дворянства, то есть та же ложность и фальшь во взаимных отношениях как туземцев между собой, так и особенно в их соприкосновениях с русской средой.

Так же, если еще не более, назрел вопрос о земле. На плоскости земли размежеваны, участки частных лиц и аульные наделы точно разграничены и составляют неотъемлемую и неоспоримую собственность владельцев. В горной же полосе все продолжает находиться в том положении, в каком застал ее приход русских. Споров об отдельных участках между частными лицами, собственно говоря, возникает немного, но зато нере–ки процессы между частновладельцами и обществами, а также с казной. В общем состояние напряжено до последней степени, и разрешение этого насущного вопроса ждется с нетерпением всеми, чьи интересы хоть сколько-нибудь им затронуты. Что же такое туземные сословия и в чем заключается поземельный вопрос – об этом до следующего раза.

IV

Нам приходилось слышать не раз, что сословный вопрос -вопрос неважный и что нет особенного резона о нем беспокоиться. Не подлежит сомнению, что это вопрос отживший и что отсутствие школ и поземельные затруднения отзываются серьезнее на жизни туземца и большие круги лиц собой затрагивают, но отсюда отнюдь не следует, что сословные неурядицы - пустяки, и заниматься ими не стоит³Б. Шаханов имеет в виду, что русская администрация не представляет всей картины сословных отношений в среде горцев..

Почти у всех народцев Терской области понятие о привилегированности некоторых фамилий ведется искони и вошло в плоть и кровь (Исключение составляет Чечня, где сословий нет.). Вследствие отсутствия в районе Терека до прихода русских каких-либо зачатков государственности, некоторые дворянские роды были полными хозяевами своего положения, никому не подчинялись и за своих подвластных и холопов были в ответе перед одним разве Богом; с утверждением в крае русских порядки, конечно, переменились, власть перешла к приставам, и пристав, поручик или капитан, стал значить больше, чем десяток князей, как бы богаты и родовиты они ни были. Но это было потерей прав политических, влияние же внутреннее, хоть и ослабло, но не уничтожилось - забыть свое былое значение привилегированные классы Кабарды, горских обществ и кумыков не могут, да и теперешняя обстановка не дает им на то никаких оснований. Прошлое народа, его история, столь ярко отразившаяся в эпосе, еГть в то же время история нескольких фамилий, и каждая песня каждый камень аула говорят этим фамилиям об исключительности их положения. Быть может, беглый взгляд, брошенный на организацию сословий в том виде, в каком застала их середина 19 столетия, скажет нам, почему даже 30-летнее существование на юридически равных со всеми правах не могли сломить традиций туземного дворянства и заставить его раствориться в народе.

Кабардинские князья были владельцами в полном смысле этого слова. Они брали ясак не только с кабардинцев, но и со всех почти соседей. В мирное время они управляли народом, были председателями народных судов, в военное - являлись наслед-ственными военачальниками. Особа их священна и неприкосновенна, и покушение на нее влечет за собой уничтожение всего рода виновного. Князей окружает –елый штат узденей второй степени, вся обязанность которых составлять свиту владельца и играть роль его телохранителей на войне. Не многим отличаются от князей и уздени первой степени - тлекотлеши. Это такие же владельцы, и князьям ничем, кроме уважения, не обязаны.

У них также свои аулы и своя свита из третьестепенных узденей, и лишь название да обязанность стоять под княжьим началом в набегах говорят о разнице в их положении.

В пяти горских обществах сословные подразделения подходили довольно близко к кабардинским. Некоторые фамилии таубиев (как, например, балкарские)⁴Имеются в виду таубии Балкарского (или Черекского) ущелья. были совершенно независимыми и управлялись выборным из своей среды валием, другие должны были признать над собой власть кабардинских князей и попали в положение тлекотлешей. Подобно двум высшим сословиям Кабарды, они владели холопами, имели в своем расположении уз-денские фамилии и пользовались целым рядом натуральных и личных повинностей со стороны своих подвластных.

Кумыкские сословия отличались тоже немногим от кабардинских. Те же князья, те же три степени узденей, разница лишь в более вотчинном характере зависимости низших сословий от высших, но главные черты несомненно одни.

Совершенно иначе обстоит дело в Осетии. Вот уже несколько десятков лет, как ведется спор о том, существовал ли в Осетии привилегированный класс или нет. Спор этот, не выяснив ничего, запутал дело совершенно, и теперь стало еще труднее разобраться в правах тагаурских алдар и в той роли, которая принадлежала им в прошлом осетинского народа. Одно несомненно: сословия Осетии не носят того определенного, законченного ха-рактера, как это мы видим у кабардинцев, горцев и кумыков. Там кроме князей, таубиев да тлекотлешей, бывших независимыми, сословий свободных, в полном смысле этого слова, не было: уздени второй и третьей степени обязаны –же были иметь сюзерена, и все, что им дозволялось обычаем, это переход от одного князя к другому. В Осетии же огромное большинство составляли фарсаллаги - вольные люди, становившиеся в зависимость от алдар лишь в случае пользования их землей. Но так или иначе, отрицать со-вершенно привилегированность алдар, как это делают представи-тели крайне демократической партииЪсетии, - вряд ли возможно.

Шеркесяты и бадиляты Дигории (Часть Северной Осетии по реке Уруху.) занимают сравнительно с ал-дарами более выдающееся положение, и народные предания ставят их выше тагаурцев, доказательством чему тот факт, что еще в начале этого столетия браки бадилят с алдарами считались неравными (Исключение составляют алдарские фамилии Дударовых и Кануковых.). В общем сословный строй Дигории более тагаурского подходит к Кабарде, которая и является представительницей народа с ясно выраженной сословной организацией.

Вот краткий очерк сословий Терской области. Вопрос о них давно уже созрел и потому неудивительно, что дебатируется нередко в печати и к–ужках интересующихся туземной жизнью. «Сословная рознь, говорят демократы, - одно из печальных наследий исторической жизни народа, и борьба с ней стоит немалых трудов и усилий. С какой же стати теперь, когда так удобно поставить всех на одну доску, признаем мы в своей среде черных и белых и тем создаем почву для вечных изреканий и неприятностей? Сохрани нас от этого Бог, и да не знаем мы иной аристократии, кроме аристократии ума, таланта и личных заслуг!» - Взгляд правильный, но дело в том, что речь идет не о желательности или нежелательности дворянства, а о фактах существования его у туземцев, и раз факт этот установится - вопрос исчерпается и должен будет сняться с очереди.

А пока положение обострилось и стало в высшей степени ненормальным. С одной стороны, по-видимому, ничего не изменилось: туземцы, за исключением Осетии, привилегированности некоторых фамилий не оспаривают, аталычество не уничтожилось, неравенство в браках осуждается по-прежнему обычаем, а с другой - полнейшее отсутствие каких-либо юридических прав и запрещение напоминать даже о том, чего оспаривать даже совсем нельзя, - о принадлежности к известному туземному сословию.

Сотни дворянских фамилий Грузии, не пользовавшихся и десятой долей влияния и прав князей, таубиев, пе.востепенных узденей и бадилят, признаны русскими дворянами Они не знают, что такое натуральная повинность, поступление на службу им облегчено, и правительство не делает никакой разницы между ними и коренным русским дворянством. А в то же время владельцы Большой Кабарды все еще в положении каких-то запрещенных, а их дворянские права под сукном и знаком вопроса! Если другим дано, отчего отказывать до сих пор туземцам, и если откажут им, будет ли это справедливо?

V

Среди школ Терской области есть три, специально предназначенные для туземцев. Это нальчикская, назрановская, грозненская горские школы.

В настоящее время они - анахронизм, и вряд ли где-нибудь в России найдутся другие школы с подобной программой. Учрежденные в 60–70-х годах, они были первыми учебными заведениями, открытыми для туземца. Первое десятилетие - самое блестящее в истории горской школы: и учителя, и администрация их смотрели на свое дело как на лучшее средство приручить туземца и познакомить его с русской жизнью, правительство относилось тоже отзывчиво, отсылая лучших учеников на казенный счет в Ставропольскую гимназию⁵Ставропольская гимназия была учреждена в 1837 году и со временем, благодаря стараниям известного педагога и общественного деятеля Я. М. Неверова, стала одной из лучших в России. В ней обучались дети в основном высших сословий, на что было особое распоряжение свыше. Ставропольская гимназия сыграла большую роль в развитии куль-туры народов Северного Кавказа. В ее стенах окончили гимназический курс многие просветители и прогрессивные общественные деятели Северного Кавказа.. Но с тех пор прошло уже более 25 лет. Четверть века для такого живого дела, как учебное, - срок очень большой, и в наши дни цель горской школы – давать толчок образованию туземцев - редко когда достигается. Суть вот в чем.

В горскую школу поступают мальчики 8-10 лет, неграмотные и в огромном большинстве случаев не знающие ни звука по-русски. Там их учат всему, чему учат в начальных школах, да плюс еще истории, географии и французскому языку. Школу кончают в 14-16 лет. Что же дальше? А приходится остаться при том, что имеешь. В гимназию и реальное училище не попадешь: для первого и второго класса велик, в 4–5 не выдержишь. Один выход: вернуться в аул и постараться позабыть все, чему выучили. Но, к несчастью, есть исход еще худший - постараться устроиться вдали от скучной, стеснительной аульной обстановки, в городке или местечке переводчиком, милиционером, а в общем – тунеяд-цем, измышляющим предлоги сорвать что-нибудь с «дикаря». Летом в Нальчике можно видеть несколько экземпляров подобных «образованных» туземцев. Черкеска, оружие не заставляют почти всегда желать ничего лучшего. Сами они вечно около курсовых, часто их можно видеть в клубе, еще чаще - верхом, сопровождающими кавалькады и готовыми каждую секунду «джи-гитнуть», вызывая восхищение российских барышень. Через год, много два, из их голов испарится тот сумбур отрывков, которым снабдила его горская школа. Познания их по истории, географии и французскому языку - высоко комичны, а посмотрели бы вы, какой тон берется ими в ауле, среди серых замызганных черкесок, с грустью и глухою надеждой взирающих на просвещенных гостей! – «Ты по-русски умеешь, - говорят им, - законы знаешь. Я же человек темный, пастух: меня всякий русский писарь обмануть может...» «Знаток законов» принимает эти слова как должное и, сгибая и разгибая пальцы, расписывает пастуху «законы». Совет редко бывает бесплатным: в той или другой форме «юрист» сумеет получить гонорар. Да как же и отказать такому важному «образованному» родственнику! Ведь это не свой брат - «ди-карь». Человек нужный, не в первый и не в последний раз, пригодится и на будущее время! А тому этого только и надо!

Но не у всех туземных народцев начальное образование стоит так плохо. В Осетии редкое селение в 200-300 дворов не имеет школы, аулы побольше насчитывают их по две, и можно сказать с уверенностью, что лет через 15 неграмотный осетин станет редкостью. И это в то время, как у других туземцев школа приходит-ся на 20-30 тысяч. Причина столь резкой разницы кроется в обеспеченности Осетии учителями. Ардонская учительская семинария дает ежегодно осетинам несколько десятков учителей, осетин же. Насколько последнее обстоятельство важно, нам кажется, и говорить нечего. Всякий учитель не единоплеменник, будет иностранцем для учеников своей школы, и пройдет, по крайней мере, год, прежде чем они начнут понимать друг друга. Удивительно ли после этого, что в учителя попадают курсовые кавалеры, за которыми одно лишь достоинство - они кабардинцы и будут учить кабардинцев же.

В последнее время поговаривают о переработке программы горских школ. Одни желали бы видеть на месте их сельскохозяйственные. Сельскохозяйственное образование, при современном хозяйничанье туземцев, вещь, конечно, нужная, но не нужнее ли грамотный туземец туземца-хозяина? Умеющий читать всякую книжку может прочесть и популярную по скотоводству, рассчитывать же на то, что горсть молодых людей, как бы умны и рассудительны они ни были, переделает в несколько лет дедовские порядки и заставит стариков жить по-новому - значило бы не знать совершенно туземца.

Почти то же следует сказать о прогимназии, о которой мечтает другая часть туземной интеллигенции. И сельскохозяйственная школа и прогимназия - пока роскошь. О них возможно будет подумать, когда вопрос о начальном образовании исчерпается. А пока он стоит на теперешней ступени развития. Было бы крайне наивно рассчитывать хоть на какой-нибудь прогресс в этой области.

Прежде всего - недостаток в учителях. Три горские школы, преобразованные в учительские семинарии, были бы в состоянии дать контингент учителей, достаточной не только на нашу область, но и на весь Северный Кавказ. Если уж так желательно иметь сельскохозяйственную школу, то из 3-х горских школ одной можно было бы пожертвовать для этой цели. 2 семинарии, одна в Нальчике, для кабардинцев, балкарцев и части чеченцев, другая в Грозном или Хасав-юрте, для чеченцев или кумыков, могла бы лет в 20 подвинуть дело народного образования сильно вперед⁶Когда писались «Терские дела», в Кабарде и Балкарии при населении 92 792 человека имелось всего 4 учебных заведения (см.: Терский календарь. 1898).. Первых учащихся дали бы те же горские школы, дальнейших -школы начальные, в которых учителями были бы уже вышедшие из своей семинарии туземцы. Вот единственное, на наш взгляд, разрешение вопроса о горских школах.

Только, - мечты ведь все это!

VI

Недавно мне случилось говорить с одним туземцем о нашей интеллигенции. Отрывается ли она от своего серого собрата? Дичится ли последний ее? Каковы их взаимные чувства и отношения? Вопрос остался открытым, но разговор напомнил мне факт из недавнего прошлого, характеризующий до известной степени, насколько они понимают друг друга.

После долгого, почти десятилетнего, отсутствия в ауле приехал молодой туземец студент лесного института⁷Б. Шаханов имеет в виду Сафарали Урусбиева, обучавшегося в Петровско-Разумовской академии (ныне Тимирязевская сельскохозяйственная академия) на агрономическом отделении.. Все селение сбежалось посмотреть на него, его окружили, ему удивлялись, над ним потешались и, не дав опомниться, представили перед собранием старцев, ожидавших у мечети его прибытия. Так, призывая на память все фразы горского этикета, он благодарил за пожелания и поздравления, справился о здоровье присутствующих, моля в душе Бога, чтобы вся эта процедура поскорее окончилась. И вот, наконец, его усадили и перевели разговор на интересовавшую всех тему, где жил все это время? Что видел? Чему научился?

Юноша увлекся, к тому же полюбил дело, которому себя посвятил. Раскрасневшись, забыв об аудитории с которой имел дело, рисовал он одну за другой картины жизни природы. Говорил о лесе, так беспощадно истребляемом, о цветах, травах, рассказывал, что и они живут, дышат, чувствуют, перешел затем на животных, человека, землю, мир, наконец... Те всё слушали, и когда оратор опомнился и умолк – на несколько минут воцарилось молчание: отвечать должны были старики.

- «Мы видим, - заговорил самый древний из них, - что не даром провел ты столько времени в неволе. Чему бы ты научился, живя в ауле? Из тебя вышел бы такой же пастух, как и все мы! Я стар, отец твой был еще мальчишкой, когда у меня поседели волосы. Много я жил, много видел, но нигде бы не дошел своим умом до того, что ты сейчас открыл передо мной. Такого человека, как ты, в горах нет и не было. Если ты не постоишь за нас, то кто же постоит? Старшина - такой же пастух, как и мы, только и делает, что прикладывает мухур (печать) ко всему, что ему дадут. Во всем ауле один лишь писарь понимает дела, но и тот чужой нам, русский, думающий больше о жаловании, чем о нас. Поэтому я и все они теперь, когда узнали тебя поближе и увидели, как ты учен и умен, решили просить тебя остаться у нас писарем, учить законам - когда что надо делать, как учили предыдущие. Ты - свой, не станешь понукать, не будешь сердиться, если мы чего не поймем сразу. А того мы прогоним, и станем жить хорошо, по-новому. Так ли я говорю?»

– Так, так, правда, - заговорили кругом...

Не сочтите слова старика за иронию: их диктовало искреннее убеждение в могущество писаря.

Молодой был искренен тоже. Теперь уже не предложат инженеру место писца, но студенты перестали ездить в аул и через десятки лет. Лучше ли они понимают друг друга в наши дни!

VII

В феврале месяце сформирована новая сотня терской милиции, со специальной целью держать ряд постов от Владикавказа до Беслана по границе ингушских селений. Сотня составлена из осетин, осетины о ней хлопотали, осетины же будут содержать часть милиционеров за свой счет. Новый, значит, налог, положим незначительный, но все же это плюс к уже существующим и без того для многих домов весьма чувствительным повинностям.

Осень и конец прошлого года ознаменовались в области целым рядом происшествий на почве смертоубийства и грабежа. Все поиски виновных не привели ни к чему: следы доходили до околиц ингушских селений и там терялись. Пострадавшими являлись или владикавказцы или осетины соседних, по преимуществу с ингушами, аулов. Но были случаи грабежа и в аулах самих ингу-шей. Параллельно с происшествиями шел ряд облав на беглых с каторги и поселений, или на «абреков», как их стали теперь называть. До января настоящего года было поймано несколько беглых в грознен-ском, хасавюртовском и владикавказском округах, с при-ездом же нового начальника области беглые (особенно с поселений) стали являться с повинной сами, и вот в настоящее в–емя область почти избавлена от их присутствия, а вместе с ними и от разбойников.

Не знаю, как объяснят этот факт те, которые в разбое видят профессию ингушей, для меня же, имеющего смелость думать, что разбой занятие интернациональное, перемена на этот раз, точно так же как и самый характер кавказских разбоев - не непрерывно, а вспышками, загадки не составляет. Йе грабят потому, что грабить и учить грабежу стало некому, и если бы «абреки» пореже появлялись, или возвращение их на родину было поставлено в иные условия, то и разбои стали бы более редки, если бы не прекратились вовсе. Доказательство - пример этого года.

К несчастью, все еще приходится иногда доказывать, что ингуш и разбойник - не одно и то же. Я мог бы привести несколько эпизодов, где разбойниками являлись осетины, кабардинцы, казаки. Конечно, не у всех народцев разбой одинаково частое явление: в Кабарде и Осетии, особенно в первой, случаи его несравненно реже, нежели у чеченцев и кумыков. Но следует ли отсюда: что ингуш, то разбойник? Отчего же такое исключение для него, почему не распространить этого лестного эпитета на чеченца вообще, да и на кумыка тоже? И потом рациональная ли это мера - кордонная линия? Она возникла как результат недоверия к соседу. Следуя ей, можно было бы сформировать еще несколько сотен милиции: балкарцы отделялись бы от кабардинцев, потому что кабардинцы протягивают иногда длань к горским барашкам, кабардинцы и балкарцы - от Осетии, ибо там более неспокойно. Кумыки загородятся от чеченцев, чеченцы - от кумыков и кабардинцев, и одни лишь ингуши могут ни от кого не загораживаться, ибо, само собой, все загородятся от них. Станет вполне безопасно, только прибавится ежегодно к подати несколько гривенников. Зато - какое трогательное единодушие и какие добрые, соседские отношения! Осетин-милиционеров разобьют по постам и внушат смотреть зорко за той, не «мирной» стороной. Ночью разъезды будут наталкиваться на б–едущих в темноте всадников. - «Стой,кто идет?» - «Ингуш». «Ингуш?! Куда идешь, зачем идешь?» - «Во Владикавказ на базар». - «На базар? Ну, да ступай на пост, утром разберем». - «Нам ждать нельзя, до утра здесь останемся, в город когда попадем?!» - «Не разговаривай, сказано тебе, на пост ступай...» - А что если задержанные задумают улизнуть. Не будет ли это доказательство их виновности, и не значит ли это, что «в ночь на такое-то, пикет № такой-то наткнулся на группу злоумышленников - ингушей, направляющуюся в город. На тре-бование идти на пост ингуши ответили отказом, когда же разъезд попробовал их задержать, они повернули лошадей и скрылись по направлению к ингушскому селению №№. По ним было сделано несколько выстрелов, из разъезда не пострадал никто...».

VIII

В «Каспии» не так давно была помещена заметка о том, что в Нальчикском округе, Тер. обл., открыты залежи меди, цинка и киновари⁸Киноварь - сырье для получения ртути.. Многие, прочитав ее, подумали, должно быть, что десятком богачей стало больше. К несчастью, не совсем так, цинк, медь и киноварь не осчастливили там никого и если осчастливят в будущем, то, по всей вероятности, не своих теперешних владельцев. Дело вот в чем.

Руда найдена на землях еще не обмежеванных. Не знаю, какие именно участки подразумевались в заметке, так как нет ни одного ущелья близ Нальчика, где бы рудоносной земли не было. Но, впрочем, положение везде одинаково. Туземцы-землевладельцы еще недавно недрами не интересовались вовсе, –овольствуясь, с одной стороны, правом пастьбы, а с другой боясь тяжбы с казной. В последнее время, однако, взгляд несколько переменился: они стараются за сколько-нибудь, хоть за сотню, другую рублей, запродать нутро, обеспечив себе пользование поверхностью, и раз им это удалось, считают, что устроились недурно: ничего не потеряли, получили немного наличными, да еще выговорили себе кой-какой доход в будущем. Итак, богат-ство, пожалуй, улыбается, но горсти гешеф, махеров, скупивших за бесценок нотариальные договоры с владельцами. Впрочем, от договора до дела - еще целая пропасть хлопот, затруднений, и во всяком случае - сюрпризов.

Первое - как посмотрит на дело казна и не попросит ли подождать разрешения поземельного вопроса. Второе - почти все рудоносные участки представляют собственность неразделенную, име-ют по нескольку хозяев. Есть случаи запродажи одного и того же участка двум и более п–едпринимателям. На вопрос: как же разрабатывать такую руду? отвечают: «прид–т инженеры, разделят».

Делить землю, где десятины рядом, одна стоит десятки тысяч, а другая не стоит и рубля, - вещь довольно хитрая. И потом -возможно ли несколько заводов на одной жиле? Вышли бы конку-ренция и кутерьма, если бы что-нибудь подобное случилось. К счастью, или несчастью, пока от этого гарантированы: до пред-принимателей должны прийти к какому-нибудь соглашению зем-левладельцы, а они рвут, каждый в свою сторону, и «воз» и ныне все на одном и том же месте.

С землями общественными еще того хуже. Если спеться не могут однофамильцы, близкие родственники, то что же сказать о толпе в тысячу человек?

Ждут, ждут и ждут, всех обнадеживают, всем обещают и все боятся, как бы не продешевить. Конечно, не без исключений, но их немного, и так или иначе - заводская труба для нальчикских гор - вопрос еще не завтрашнего дня.

Как видите, на этот раз медь, цинк и киноварь не синоним скорого обогащения.